После немоты

В более чем полувековой истории нашего государства с его жесточайшими средствами репрессий и угнетения „феномен Сахарова" может показаться на первый взгляд необъяснимым. В самом деле, как, каким образом человек, достигший уже в тридцатилетнем возрасте высших ступеней научно-государственной иерархии, увенчанный всеми самыми высокими наградами и премиями страны, принятый на равных в самом узком кругу руководящей верхушки, вдруг разом и навсегда отказывается от всего достигнутого и встает в оппозицию к существующему правительству, лицом к лицу с огромным аппаратом насилия, один на один с гигантским и беспощадным молохом тоталитарного режима?

Если в условиях общества Запада или Третьего мира подобный поступок, вызванный альтруистическими, религиозными или политическими мотивами мог бы вызвать со стороны властей самое большее чувство индифферентной враждебности, то в условиях ожесточенного тоталитаризма, царящего в нашей стране, позиция, занятая академиком Сахаровым связана со смертельным, в самом прямом смысле этого слова, риском для жизни.

В числе лауреатов Нобелевской премии мира и ее нынешних соискателей я мог бы назвать лишь одного, кто осуществлял свою благородную деятельность в примерно равных с Андреем Сахаровым условиях - узника гитлеровских концлагерей Карла Осецкого.

К тому же сейчас, когда никем не избранные власти нашей страны обрушили на лучшую часть советской интеллигенции целый ряд тотальных репрессий, - арестованы Татьяна Великанова, отец Дмитрий Дудко, редакторы журнала „Поиски" Гримм, Сокирко и многие другие, - великий ученый остается единственным человеком, объединяющим все демократические силы не только России, но и Восточной Европы, их символом, их опорою и надеждой.

Свое веское слово он повседневно подтверждает конкретным личным действием. Даже в день, когда гремели фанфары нобелевской церемонии и тысячи жителей Осло в единодушном порыве объединились в факельном шествии в его честь, он стоял перед зданием суда, где судили Сергея Ковалева, и это человеческое бдение было позначительнее многих громогласных протестов на Западе.

И так год за годом, день за днем, час за часом. А он идет сквозь них, через гонения и угрозы, под злобный лай хорошо оплаченных борзописцев - Великий мученик погрязшего во лжи и равнодушии современного мира.

В этом весь он, весь смысл его жизни и деятельности, и каждый из нас, его друзей и знакомых, прекрасно отдает себе отчет в том, что без Сахарова в этом горестном мире было бы много безотраднее и холодней.

Недаром один из самых значительных людей современности польский философ Лешек Колаковский писал о нем на страницах „Континента": „Само существование Сахарова вдохновляет мир. Одновременно слово его, как неожиданно обнаруженный шип, разрывает завесу штампованных фраз и умолчаний, которой прикрываются на Западе многочисленные фокусники публичных выступлений, не желающие видеть то, от чего прежде всего зависит судьба мира".

Неискушенного наблюдателя может, на первый взгляд, удивить несоразмерность между обвинениями в адрес Андрея Сахарова, мутным потоком льющимися со страниц советских газет, и сравнительно мягким наказанием - высылкой на окраину приволжского города. Но это только на первый взгляд. Заранее, априорно, без суда и следствия обвинив ученого и общественного деятеля в измене родине и шпионаже в пользу иностранных разведок, власти недвусмысленно дают ему понять, что в любую минуту они могут сделать с ним все,что угодно, вплоть до организованного самосуда. Недавний визит к нему двух вооруженных так сказать представителей рабочего класса красноречивое тому свидетельство.

Поэтому все, кому дороги идеалы Прав Человека должны сделать защиту великого гуманиста современности не временной акцией, а частью постоянного общественного процесса. Только это одно может спасти его жизнь.

ХЕЛЬСИНКИ ПО-СОВЕТСКИ

Сначала маленькая иллюстрация.

В один из Пермских лагерей по недосмотру администрации проник номер журнала ЮНЕСКО „Курьер" с опубликованной в нем Декларацией Прав Человека. Когда на очередном „политзанятии" какой-то дотошный заключенный, защищая свои права, попытался сослаться на этот документ, офицер-воспитатель, не задумываясь, ответил:

- Это не для вас написано, а для негров.

Этот простодушный постулат тюремного служаки исчерпывающе определяет сущность внешней политики советского правительства, которую, кстати сказать, сам Ленин, еще в начале двадцатых годов, определил с тою же солдатской откровенностью: „Договора с капиталистическими государствами не только можно, но и нужно нарушать".