После "Нолдолантэ"(СИ)

Сам Маглор так не считал. Тем более в те дни, когда Эльрос был жив, Эльронд был рядом, а впереди представлялись тысячелетия мира, в продолжение которых горе могло исцелиться, а вина - быть прощённой.

Теперь же младший из воспитанников Маглора навеки ушёл за Круги Мира. Старшего он ещё раньше убедил более не сопровождать его в скитаниях и поступить на службу к Гиль-Галаду, как тот мечтал. С течением лет Эльронд всё более тяготился вынужденным бездействием - юноше казалось, что судьбы мира решаются без него. Маглора он любил и был готов пожертвовать ради него своей мечтой, но разве Песнопевец мог принять такую жертву?

А над будущим всё сгущались тучи. Слухи о том, что за злыми людьми - не просто невежественными, но враждебными эльдар - стоит один из бывших слуг Моргота, увы, подтвердились. Когда начнётся война - через годы или через века - никто не знал. Но Гиль-Галад обучал юношей обращению с мечами и копьями, и на всю жизнь в Линдоне лёг отпечаток тревоги и напряжённого ожидания. Нолдор вновь предстояло сдерживать зло своими клинками и орошать землю своей кровью. И, быть может, снова от радости и мира пасть до грани гибели, вновь и вновь искупая былое зло. Тогда-то к Песнопевцу и пришёл замысел "Нолдолантэ".

Маглор предвидел, что ему не суждено стать полководцем в будущей войне. Даже если он пожелает и сумеет собрать вокруг себя всех, кто прежде сражался под знамёнами его Дома. И свершить великие подвиги, какие порой решают исход битв - не суждено. Стать же одним из воинов и свидетелем грядущих бед он не желал: достаточно и тех, что уже выпали на его долю. Более, чем достаточно.

Песнопевец со вздохом погладил серебряную арфу. С ней тоже предстояло проститься. Бережно, словно спать укладывая, опустил между камней. Маглор надеялся, что она станет его прощальным даром Эльронду. Чуткий Полуэльф наверняка расслышал в песне прощание - значит, скоро он будет здесь и найдёт арфу. Но не менестреля.

Маглор не желал причинять ему боль - но и не мог дольше оставаться здесь, где будущее сулило беды, а настоящее лишь углубляло печаль. Былой Оссирианд и ныне был прекрасен. Однако его созерцание слишком часто возвращало его к памяти о скитаниях в лесах после Нирнаэт Арноэдиад и тех советах, после которых сыновья Феанора направили послания в Дориат и Гавани Сириона. Море Маглор любил, как и прежде, но вечная музыка волн звучала для него много печальней с тех пор, как в тех волнах скрылся сильмарилл и почти весь Белерианд.

Однако было на свете место, куда он и желал, и мог вернуться. Пока действительно не обратился в тень самого себя. Маглор решительно развернулся и, стремительно пробежав по камням, бросился в воду.

Примечания:

1. На самом деле, по "Сильмариллиону" неизвестно, что произошло с Маглором после того, как он спел "Нолдолантэ". "Of the enslaving at Alqualonde more is told in that lament which is named Noldolante, the Fall of the Noldor, that Maglor made ere he was lost" - можно, конечно, перевести и как "перед смертью", но можно и иначе: "перед тем, как пропал". Я предполагаю скорее второе.

2. Согласно неопубликованной "Квенте Сильмариллион", Маглор - из тех, кто во Вторую Эпоху на многие века задержался на западе и севере Внешних Земель, и Эльронд некоторое время был с ним.

ГЛАВА 2. ВОССТАНОВЛЕНИЕ

Плыть предстояло весь день и полночи без остановки - как он рассчитал, ясно представив себе карту ныне погибшей земли. В своих силах Маглор не сомневался. Он всегда был вынослив и в ходьбе, и в беге, и в верховой езде. В плавании на выносливость он себя не проверял, но на Баларе нередко плавал вдоль берегов. Дети очень любили плескаться в воде, особенно Эльрос, и он не собирался лишать их этой радости. Немного радостей было у беженцев, ожидавших последнего удара...

Но Балар был много южнее. Здесь же море оставалось холодным даже в конце лета. Окунаться в прохладную воду было приятно, но подолгу плыть - совсем иное. Днём самую поверхность моря всё же прогревал жар Анара; к ночи стало трудней. Вопреки намерениям, ему приходилось останавливаться, ложась на воду, чтобы дать отдых ногам - иначе ступни пронизывала боль. Не раз раненный в боях, на суше он обращал бы на неё мало внимания, но свободно плыть она мешала. Когда серый предрассветный сумрак уже начинал розоветь - часами позже, чем думал - Маглор выбрался на пологий берег острова.

Лишь отогревшись у костра и высушив насквозь промокшую одежду, он огляделся. Химринг успел сплошь зарасти травой выше роста эльда. Местами над ней поднимались то неровный кусок стены, то остатки башни, а чаще - просто груды камней, среди которых свили гнёзда птицы. Некогда неприступная крепость обратилась в руины. Это печалило, но отнюдь не поражало. Он ожидал худшего - и не он один.

...Келебримбор - от обращения 'Тьелперинквар' он совсем отвык - узнав, что Химринг не был затоплен, долго молчал, прежде, чем произнести: