Не очень нам хотелось встречи с Тормундом, поэтому пришлось сделать небольшой крюк, обошли "привокзальный" через промзону, вышли к железнодорожным путям, поднялись по высокой насыпи из крупного щебня, миновали те самые пути и уже "с нашей" стороны железки двинули вдоль неё, в сторону дома.
- Как там наш подсказчик, остался доволен майором? - спросил меня Кривой, когда мы уже шли хорошо знакомой нам дорогой, ведущей к нашему дому.
- Ещё как доволен. По-моему он даже кончил от этого или присунул ему там втихушку.
- До того как убил или после? - пошутил Юрка.
- А есть разница? - так же отшутится я. - Серьёзно, ты же не видел его, только из-за двери разговаривали, а я хорошо его рассмотрел. Маньяк типичный. Чикатило помнишь? Ну вот, это он был, только старый. Так что твои шутки, про «до» или «после», могут быть и не шутками.
- Почему всё так? - неожиданно спросил Кривой. - Почему люди изменились?
- О чём ты? Поясни. - не совсем поняв вопрос, спросил я
- Ты же знаешь, за что я сидел последний раз.
- Конечно. Ты всё правильно сделал. Я бы на твоём месте...
- Да не о том я, - перебил он меня. - Тогда я чувствовал, когда от шока отошёл, мне стало не по себе. Мне жалко стало этих наркош. Они семью мою убили: жену, дочь, а мне их жалко. Патруль тот. И опять же переживал. Недолго, но переживал. А тут? Пошли мы прогуляться, оставили за собой гору трупов и нихуя, нет, не так. И НИХУЯ!!!
- Хорошее определение. Лёха, ты сегодня мужиков убивал? - обратился я к Острому.
- Ты же знаешь, что да, сам же всё видел.
- Жалко кого-нибудь? - продолжал я задавать ему, непонятные для него вопросы.
- Стрелы жалко. Клевец мне поцарапали, его жалко, а больше никого не жалко. А к чему ты это?
- Потом Лёха. Позже объясню.
- Вот видишь, похуй ему на убитых, стрелы жалко. - продолжил Кривой. - А тебе Кузнец жалко кого-нибудь?
- Как ни странно, но нет. Хотя, было угрызение, что майора этому маньяку отдал. Думал надо самому и быстро, но это же не то, да?
- Не то, согласен. А Тормунд этот, сука рыжая. Как этот овцеёб, так быстро бригаду себе сколотил, за неделю всего, а сейчас у него рабыни уже есть. Людоеды эти. Откуда они взялись? Или ты думаешь, что они втихаря, по воскресеньям, собирались тихонько, ловили какого-нибудь прохожего и за городом пикники устраивали? Хуй то там! Сын твой...
- А он-то при чём тут? - прервал я его, не понимая, как в этот ряд монстров, он втиснет Пяточка.
- Ему двенадцать! Всего двенадцать, Кузнец, ВСЕГО! А он сегодня двоих убил и ему похуй, да и тебе тоже. Знаешь как он того, в библиотеке, убил? Он ему голову одним ударом снёс. Говорит " Кривой, а правда, что можно как в кино, одним ударом голову отрубить?", а я ему "А ты проверь!" Он и проверил. Держать, правда, пришлось подопытного.
- И как?
- Что как?
- Ну как в кино, одним ударом?
- Можно. Ещё как можно, сам же знаешь. Я в двенадцать лет собак соседских, из-за забора дразнил и в машинки играл, а твой людей убивает. Разве это нормально?
Все его рассуждения потихоньку сформировались для меня в один большой и серьёзный вопрос. Что творится с людьми?
- Слава, ты людей убивал сегодня? - спросил я сына, точно зная ответ.
- Да. Пап, ты же сам видел.
- А тебе жалко их?
- Нет. Они же плохие были.
- А тот, в библиотеке? Почему ты просто не убил его? Тебе стало интересно, можно ли как в кино, одним ударом отрубить голову, а это уже совсем другое. Это не совсем казнь плохого человека. Это убийство ради интереса. Почему ты так сделал!
- Я не знаю пап. - он поник и расстроено добавил. - Прости меня. Я тебя подвёл? Я не прошёл испытание?
- Вот видишь, он об испытании переживает, о том, что тебя расстроил, но не о загубленной жизни.
- Прав ты Юрка, прав. - согласился я и немного подумав, ответил сыну. - Нет, сын, всё хорошо. Ты не подвёл меня, и испытание ты прошёл. Почти прошёл. Домой вернёмся, и оно закончится.
Прошли какое-то время в тишине. Я обдумывал сказанное Кривым.
- Знаешь, Юрка, думаю, вся эта херня, связана между собой. Все эти изменения: отказ техники, пиздец пластику, бензину. Всё это связано и с людьми. Это излучение или хуй знает, как это правильно назвать, повлияло не только на вещи, но и на людей. Жестокие - стали жёстче, злые - озверели.
- А ты, а Острый, а Баламут? Мы все? Разве мы жестокие были или бессердечные? Нет. Не прав ты тут. Хотя, от части может ты и прав. Но не во всём.
- А твои мысли по этому поводу какие?
Этот разговор заставил о многом задуматься, многое переосмыслить, вспомнить эпизоды нашего жестокого похода. Но сколько я не старался, так и не смог вызвать жалость внутри себя ни к одному из убитых нами людей. Страшно это, когда ты оставил за собой гору трупов и не чувствуешь ничего кроме голода!
- Мои мысли такие. Нас, как бы это сказать, обнулили что ли. Вернули к началу. Что в техническом прогрессе, что в духовном. Кто-то пришёл и как нагадившего кота, ткнул мордой в сделанную нами кучу гавна. "Кто это, сука, сделал, кто?". Извазюкали нам морду в дерьме и дали пинок под зад. И полетели мы назад, в подвал, туда, откуда мы и вылезли маленькими, беспомощными, слепыми котятами.