После Нуля (СИ)

- Я знаю, Флоу, оно во мне, и своим скудным умом, это существо пытается понять кто мы и что оно тут делает. Слушай же внимательнее, существо, тебе, твой Мир дал шанс прикоснуться к Величайшему, что когда либо видела ваша жалкая цивилизация. Я!!! есть Меняющий Миры, Я! есть Ноль вашей цивилизации, твои жалкие сны - проекции моих Изменений твоего Мира! За то, что твой Мир посмел показать тебе меня, ты будешь проклят, я лично одарю тебя "Подачкой" и вскоре Она начнет пожирать тебя, и всех кто окажется рядом с тобой. А теперь пошел прочь, иди, готовься к новому Миру, миру крови, грязи и смерти! ВОООООООН!!!!!!

- Но, если случится так, что другая "Подачка" попадет в тварь, которую Вы и так одарите, оно же тогда сможет стать Приближенным к Нулю!

- Ну и что? Пусть станет, если твари так " повезёт ". Что оно сможет? Если Я и вернусь сюда когда-нибудь ещё, оно всё равно уже будет мертво. Да и какова вероятность, что из семи миллиардов тварей, одна из трех, попадет именно в неё...

Четвертая ночь.

Пустой город. Ночь. Тишина. Где то вдали улицы горят костры, мелькают тени. Бесшумно наступая босыми ногами, я иду к свету костров. Доносятся тихие голоса и запах жареного мяса. Заметив меня люди, схватив копья, всматриваются в темноту, пытаются окрикнуть, приказывают остановиться, но ноги не слушаются и продолжают идти. Люди с копьями пятятся назад, давая мне выйти на свет. Все замерли, я смотрю на них - грязные, обросшие люди, бывшие жители типичных, некогда цивилизованных, благоустроенных городов, в засаленной повседневной для того времени одежде, со страхом и ненавистью смотрят на меня. Кто же я? Как же я выгляжу, что так ненавистен им и так их страшу? Вытянул руки, что бы рассмотреть. Ничего для меня необычного, кольчуга, перчатки из толстой кожи, с тыльной стороны металлические накладки, только вот одно но! Все руки в крови, она течет из-под кольчуги и перчаток, но я не чувствую боли - это не моя кровь, это кровь этих оборванцев.

Кто-то пытается кинуть в меня копье, но ничего не выходит, оружие выпадает из их обессиленных рук. Все, кто смотрел на меня, менялись, быстро превращаясь в высохшие мумии, как будто из них за секунды высосали всю кровь, и чем больше они иссыхали, тем больше крови текло с моих рук.

Я повернулся направо, к костру. Над костром на сделанном из толстой арматуры, на вертеле насажен человек - без ног и одной руки , волосы уже сожжены, всё тело покрыто черной, потрескавшейся коркой, из трещин тонкими струйками в огонь стекает жир, и падая на угли костра, громко шипит. Внезапно он открыл глаза, пристально смотрит на меня. Дикий крик, нет, не от боли причиненной ему огнем, крик полный ужаса и страха от созерцания меня! Делаю шаг в его сторону, ведь надо снять его с огня, помочь ему или же облегчить страдания и добить, быстро оборвав страдания. Но он кричит ещё сильнее и пытается закрыться от меня оставшейся рукой!

- Нет, не надо! Нет, прошу! Нет! Нет! НЕЕЕТ!!!!

Я проснулся от того, что отбивался от пытавшейся успокоить меня жены. Свет включен, она сильно напугана, в глазах дикий ужас, рядом с кроватью стоит сын, и его взгляд не сильно отличается от взгляда жены.

- Вы чего, мне просто кошмар приснился. — попытался я их успокоить, но по видимому, у меня это совсем не вышло.

- Ты людей в своем сне ел, какими-то страшными и постоянно разными голосами рассказывал, какое это вкусное мясо и как оно превосходно приготовлено, хихикал нечеловечески. Потом кого-то напугался и давай орать на весь дом. Я тебя еле разбудила.

Утро началось рано и странно. После кошмара, я не смог уснуть. Оделся, вышел на улицу, для конца марта тепло, даже слишком - плюс десять. Обычно спокойный Людоед носится по ограде, не рычит, не лает, просто играет с автомобильной покрышкой, швыряет её и тут же бросается вдогонку, периодически замерев и превратившись в неподвижную статую поднимает голову, чтобы посмотреть в небо, пять - десять секунд и снова набрасывался на покрышку.

Увидев меня, схватил покрышку, подбежал и бросил её мне под ноги, уселся и завилял хвостом. Погладив и потрепав его, решил отбросить ему его игрушку, но когда прикоснулся рукой к резине, передумал. Странная на ощупь, твёрдая, вся растрескавшаяся, какая-то задубевшая, как будто это не летняя японская шина, а резина с ГАЗ 53 и пролежала она лет десять под открытым небом.

Что он на небе то высматривал? После всех изменений и странных снов, я не удивился. Тёмную предрассветную синеву, которую я должен был увидеть, заменили фиолетово-розовые переливы, отдаленно похожие на северное сияние, но эти переливы совсем не меняли общей цветовой гаммы здесь, снизу. Тут, всё оставалось по-прежнему, всё те же предрассветные тона, подсвеченные угасающей луной.

День предстоял долгий и тяжелый. Собрать и расположить всех кто сегодня прибудет, выяснить будет ли всё-таки введено военное положение, и чем будет грозить нам перемещение по улицам. Собрать соседей, попытаться донести до них, что всё меняется, и жить по-старому уже не получится.