Тауриэль подняла глаза от букета полевых цветов, которые она держала на коленях, и её улыбка была для него более чем желанным ответом. Тёплый ветерок раннего лета разметал по плечам её волосы и колыхал луговые травы, которые густо и пышно росли здесь, на нижних склонах горы.
- Хочешь посмотреть?
- А разве не нужно подождать до дня свадьбы?
Кили покачал головой.
- Неа. Ты ведь захочешь надеть его на последнюю примерку своего платья. А я хочу первым увидеть тебя в нём.
Она тихонько рассмеялась.
- Вряд ли я смогу отказать тебе в такой просьбе.
- Я так и думал.
Гном полез в сумку, где лежал их обед, вытащил что-то, тщательно завёрнутое в замшу, а потом подошёл к тому месту, где она сидела на траве. Взяв у него свёрток, Тауриэль медленно развернула его, её пальцы ненадолго задержались на тесёмках шнурка, поглаживая складки замши. Кили знал, что все эти материальные проявления его преданности очень важны для неё; он мог бы волноваться, что обременяет её, если бы не был уверен, что она в равной степени восхищена и очарована его потребностью выражать свои чувства к ней таким осязаемым образом.
Тауриэль откинула последнюю складку замши, открыв мерцающую груду серебра. Эльфийка подняла его и тихо ахнула, когда спутанные серебряные нити превратились в воздушную паутину тонких цепочек, усыпанных сотнями крошечных драгоценных камней; там были похожие на кристаллики льда лунные камни и прозрачные чистые бриллианты. Ожерелье было сделано в виде широкого воротника, который должен был охватывать грудь и плечи, но, как Кили и обещал, оно было очень лёгким.
- О, Кили! Это… Я никогда… - Тауриэль перевела взгляд с камней на его лицо, и её щёки стали пунцовыми, - Уверена, что даже покойная королева Зеленолесья никогда не носила таких роскошных вещей. Возможно, леди Лориэна…
- Ерунда. Это достойное украшение для моей thatrûna, моей леди звёзд, - он потянулся к ожерелью, - Позволишь?
Она кивнула, и гном повесил украшение ей на шею. Она вздрогнула, когда холодный металл коснулся её кожи, а потом склонилась к нему, пока его пальцы скользили по её шее под волосами.
- Amrâlimê, - прошептала она, целуя его нежно и долго.
Тауриэль откинулась назад, чтобы он мог полюбоваться ею, и Кили улыбнулся, в восторге от её красоты и от того, что она использовала в обращении к нему его гномью нежность. Ожерелье сидело на ней в точности, как он и планировал; каскад серебра и драгоценных камней плавно стекал с её шеи до самого низкого выреза эльфийского платья.
- Теперь я буду делать драгоценности только для тебя, - сказал он, - Уверен, никто другой не сможет носить их так же изящно, как ты.
Она рассмеялась.
- Спасибо, любимый. Вот, у меня для тебя тоже кое-что есть, - в голосе эльфийки не было и намёка на юмор.
Она подняла с колен венок из полевых цветов и возложила их на его голову.
- Что ж, теперь я украшен так же богато, как и ты, - гном выглядел чрезвычайно довольным.
Тауриэль не ответила, но по её глазам Кили понял, что его радость не ускользнула от неё. Счастливо вздохнув, эльфийка откинулась на траву, заложила руки за голову, и с каждым её вздохом драгоценные камни у неё на груди переливались в солнечном свете.
- Когда я делал твоё ожерелье, я брал за образец Khagsmesmel, самое знаменитое творение моих предков из Синих гор, - проговорил он, - Эта вещь была создана для короля эльфов из эльфийских драгоценных камней с самого дальнего Запада. Говорят, камней в нём было бессчётное множество, и всё же на шее владельца оно лежало так же легко, как льняная нить.
Тауриэль кивнула, и от этого движения на её шее засверкали яркие россыпи искр.
- Я слышала об этом. Это написано в истории Сильмариллов. Мой народ называет его Наугламир, ожерелье гномов.
Кили засмеялся.
- Khagsmesmel означает что-то вроде ожерелье прекраснее всех ожерелий, - он поправил несколько камушков вдоль её ключицы, - Не стану утверждать, что моя работа может соперничать с ним, но всё же я отказываюсь верить, что даже эльфийская принцесса выглядела бы в нём прекраснее, чем ты в моём скромном творении.
- Кили, - удивлённо запротестовала Тауриэль, - Тинувьель была самой красивой женщиной, когда-либо рождённой среди моего народа, и ни одна другая эльфийка никогда не могла сравниться с ней.
- Может, и так. Если верить вашим эльфийским поэтам. Но ведь поэты знают не всё.
- Неужели?
- Да.
Наклонившись, гном поцеловал её, и ему показалось, что он целует ярко сияющую звезду. Звезду с ароматом сладких зелёных трав.
- Тауриэль, я готов на тебе жениться.
- Да, - выдохнула она, когда он склонился над ней, пропуская сквозь пальцы одну из её обручальных кос.
- Две недели, - казалось, он напоминал об этом не только ей, но и себе, - Ешё две недели, и ты будешь моей. Я с трудом могу в это поверить. И всё равно не могу дождаться,- он отодвинулся от неё и снова сел.