После Огня

– Милая моя, я скоро умру, – со спокойной уверенностью сказала старуха. – Я столько лет пряталась в старом теле, что ссохлась, не заметив этого. Венок был моей силой, теперь ее во мне ровно столько, сколько в дряхлой развалине. – Увидев, как глаза девушки мгновенно наполнились влагой, Фета улыбнулась. – Ну-ну, Крылатая, ты даже представить не можешь, как я хочу во тьму. Не видеть, не чувствовать, не дышать этой проклятой гарью. Мне уже пора, твоя очередь быть сильной и мудрой. Вести за собой свой народ…

Алиса протянула руку и взяла старухину ладонь, сухонькую и морщинистую. Они посидели так в молчании.

– Об одном тебя попрошу, – наконец сказала Фета. – Юли… Никого за всю жизнь на свете я так не любила. Ни до Огня, ни после. Сбереги ее, девочка.

– Я вообще не хотела ее брать, – раздраженно сказала Алиса, отпуская ладонь.

– Тихо, тихо. Знаю, что не хотела. Разные вы, сила у вас разная. Я сама их не любила, Лекарей-то. Мы за душу, они за тело. Мы силу ради большого да небесного пьем, а они во имя земного. Вы никогда друг друга не примете, милая. Но ты ее сохрани.

Алиса нехотя кивнула, понимая, что опять дает обещание спасать эту девчонку.

– Я постараюсь. Если не ради нее самой, так ради тебя и Томаса.

– Он был хорошим человеком, – заметила старуха. – Винил себя почем зря, но не злобился.

– Я поняла это, пусть не сразу, но поняла.

– Вот и дочку его пойми. – Фета помедлила. – А мальчишка этот… Лин. Ты уже чуешь, что ни к чему он тебе, только назад тянет. Не усердствуй, пусть у них сложится.

Алиса хотела наигранно удивиться, но поняла, что ложь, даже такая незначительная, сейчас совершенно неуместна.

– Я его не держу, с кем хочет, с тем и будет.

– Милая, он тебя любит. Влюбленных и не надо держать, они сами за тебя держатся. Их прогонять надо, коли хочешь, чтоб ушли.

Они снова помолчали, думая каждая о своем.

За окном разгорался солнечный день. Пекло уже перешагнуло через пик зноя, и воздух принялся медленно остывать. Совсем скоро на улицах снова появятся люди, те самые, которые день за днем будут куда-то спешить, стоять в очередях за пайком и долго тянуть слабый отвар у костра, болтая о всякой ерунде…

Алиса поймала себя на том, что уже думает о них отрешенно. Совсем недавно это была и ее жизнь, а теперь каждодневные хлопоты жителей Города начинали казаться ей бессмысленным хождением по кругу.

– Надо бы уже летунам возвращаться… Не дай Роща, их увидят. Не дай Роща, узнают и доложат старику, – озабоченно проговорила Фета, подходя к окну.

* * *

Отряд добровольцев неторопливо расположился в тени дома Правителя. Который день никто не стучался в тяжелые двери, да и изнутри почти не доносилось звуков. Старик был плох, он мало ел, почти не пил, только сидел, скорчившись в своем кресле, да трогал шнурок без медальона на своей хилой груди.

Последний его приказ всех позабавил. Старик точно начинал скатываться в бездну немощи разума. Выставить дозор недалеко от Черты, да так, чтобы с дороги никого из них не было видно и чтобы в Братстве о том не прознали, смех да и только.

Но приказ есть приказ. Сыпля шуточками и добродушно ругаясь, добровольцы парами уходили, чтобы до одури всматриваться в пыльный горизонт. Улетевших вестников никто уже не ждал обратно. Братья отправлялись на вылазки и возвращались назад. Жизнь шла своим чередом. И только Правитель все томился в глупых надеждах получить весточку о найденном оазисе.

Когда дневную тишину нарушил приближающийся топот тяжелых сапог, отряд, все как один, подскочил на ноги.

К покоям стремительно бежал один из дозорных. Он несся, рассекая тяжелый, горячий воздух, и по его раскрасневшемуся лицу крупными каплями струился пот.

Не говоря ни слова товарищам, дозорный резко постучал в дверь и вошел в темные покои Правителя. Мягкий полумрак комнаты мгновенно ослепил его, проведшего половину дня, пялясь на плавящуюся под солнцем пустыню.

– Правитель! – только и смог выдавить воин, держась за бок.

Старик медленно поднял голову. Если бы дозорный мог разглядеть его лицо в темноте, то он не устоял бы на ногах от страха. Сухая кожа обтянула череп, глаза глубоко запали, нос заострился, и только красный, длинный язык продолжал облизывать растрескавшиеся губы.

– Там у Черты… – задыхаясь, выдавил мужчина, хватая ртом воздух. – Вожак их с девчонкой. Девчонку не знаю. Вожак живой.

– Новый? – шелестящим голосом спросил старик.

– Тот, которого Томас выбрал. Он умирал, мне говорили, что умирал. А сейчас летит. И девка тоже.

Старик дотронулся костлявой ладонью до лба, его узкие губы растянулись в улыбку, больше походящую на оскал.

– Замечательно. Иди скажи всем: пусть готовятся. Будет бой.

– С кем? – непонимающе спросил дозорный.

– С Братьями, – продолжая скалиться, прошептал старик. – Иди скажи им, что я скоро выйду.