После первой смерти

Мы продолжали препираться, в основном говорила Джеки, а я поддерживал ее, вставляя свои реплики. Она все больше нервничала и то и дело терла губы и нос тыльной стороной ладони. Ее глаза за темными очками начали слезиться. Мной овладело внезапное бешенство, мне захотелось схватить маленького круглого человечка и сделать ему больно.

Порыв бешенства прошел. Я достал из кармана еще десять долларов и положил банкноту на прилавок, а он посмотрел сначала на нее, а потом на меня.

Я сказал:

— Вот еще десять долларов за его имя и описание внешности. Я советую взять их и все рассказать.

— А что, если за эти деньги я вам совру?

— Тогда я вернусь, — сказал я, — и убью вас.

— В самом деле?

— Хотите проверить?

Он подумал и проверять отказался.

Глава 20

— Он назвался Филом. Возможно, это его настоящее имя. Лет ему, я бы сказал, где-то под тридцать. Думаю, он итальянец. Может быть, евреи, но, мне кажется, скорее итальянец. Небольшого роста. Может быть, метр пятьдесят семь. Чуть ниже меня, так мне кажется. Волосы темные, черные, не слишком длинные и не слишком короткие. Зачесаны прямо назад, без пробора. Лицо все истыкано, как кусок пирога, понимаете, что я хочу сказать? Треугольное. Длинный нос. Тонкие губы. На щеках и подбородке оспины. Ходит ссутулив плечи. Сухого телосложения. Очень нервный, руки все время дергаются...

После того как мы в третий раз выслушали его рассказ и он рассказал все, что мог, я попросил его тут же забыть, что он нас вообще когда-либо видел.

— Не беспокойтесь, — сказал он. — Вы никогда здесь не были, я никогда с вами не встречался, вам не надо беспокоиться.

Мы вышли из магазина, прошли два квартала, повернули за угол и стали ловить такси. У Джеки уже начиналась ломка. Она сказала:

— Господи, нам нужно быстро домой. Нам нужно домой. Сейчас холодно, Алекс?

— Не очень.

— Меня колотит. Видишь, как я дрожу? И все-таки он перестал финтить и все нам рассказал. Не хотел рассказывать — и все-таки рассказал.

— Как ты и говорила, мы дали ему денег и припугнули его.

Она снова сильно вздрогнула, и я обнял ее, чтобы унять дрожь.

— Думаешь, он расскажет Филу?

— Смеешься? Да никогда в жизни.

— Почему?

Подъехало такси. Она сказала: «Потом» — и мы сели в машину. Она дала шоферу все тот же неверный адрес, примерно полквартала не доезжая до ее дома. Я откинулся назад, и она сжалась в комочек рядом со мной. Я обнял ее и притянул к себе. Она зарылась мне лицом в грудь. Она дрожала, и я крепко держал ее, пытаясь унять дрожь. Ее тело то напрягалось, то расслаблялось.

Мы ехали долго и стояли в пробках. Иногда ей удавалось взять себя в руки, и тогда ей становилось лучше, но потом дрожь и судороги возвращались с удвоенной силой. Когда мы вышли из такси, ей было совсем плохо. Я пытался говорить с ней, но она была не в состоянии поддерживать разговор. Она цеплялась за мою руку и поторапливала.

В квартире она опять сказала: «Тебе не нужно этого видеть» — и исчезла в спальне. Пока она не вернулась, я мерил гостиную шагами. Я думал о том, на что это похоже — испытывать такую потребность в чем-либо, какой не испытывает никто ни в чем. Например, потребность в алкоголе или в женщине. Сначала мне представилось, что такая потребность совсем иного рода, поскольку из-за нее человек не дрожит и не покрывается испариной. Потом я решил, что в конечном счете то, другое и третье — суть одно и то же и все виды зависимости равны и что больше или меньше, но трясет тебя все равно.

Когда она вернулась в гостиную, то сказала, что лучше бы она умерла. Не надо, сказал я. Нет, правда, сказала она. Я поцеловал ее, и она заплакала, и я обнял ее и целовал, пока она не перестала плакать.

Я оставил ее сидеть на диване с закрытыми глазами, а сам пошел и приготовил кофе. Потом я сел рядом с ней и спросил, почему она думает, что этот человек не сольет информацию Филу.

— Потому же, почему он в конце концов все тебе рассказал. Он боится.

— Боится, что я вернусь и убью его? В тот момент я говорил это серьезно, хотя...

— Дело не в этом. Ты не видел его лица.

— Как же не видел — видел.

— Значит, ты неправильно оценил то, что видел. Когда ты сказал, что убьешь его, он взглянул тебе прямо в лицо и тут же все понял. Он узнал тебя. Он знает, кто ты.

— Да нет...