После первой смерти

  Группа твоих товарищей была на Селезнёвом озере. Они собрались посреди водоема, чтобы ловить рыбу. Я видел, как они разжигали костёр на льду, чтобы растопить полынью, и как огонь отплёвывался от падающего снега. Они пускали по кругу бутылку, и каждый делал из неё глоток. Я присел среди кустарника, наблюдая за ними, словно шпион. Я вспомнил, как много лет тому назад мы также по очереди отпивали из бутылки на том же самом месте. Словно я шпионил за самим собой в детстве. Я попытался разглядеть среди них тебя. Самое забавное в том, что я не мог разглядеть их лица – они были слишком далеко. Но я чувствовал, что тебя с ними не было. Я бы тебя узнал, Бен, даже не видя твоего лица. Узнал бы по тому, как ты держишься, по наклону головы, когда прислушиваешься или сосредотачиваешься на чём-либо. Я всегда думал, что знаю тебя лучше, чем кого-либо ещё в этом мире, даже лучше, чем твою мать, хотя с ней мы очень близки. Но тебя я знаю с момента твоего рождения. Я видел, как ты рос, развивался, как постепенно превратился из младенца в подростка, я видел твою игру в Малой Бейсбольной Лиге. Твоё обучение в школе на Дельте проходило под моим контролем. Таким образом, я наблюдал за твоим ростом, и как сына, и как ученика. Я многое узнавал о тебе, Бен, всё больше и больше, даже то, о чём ты и не подозреваешь. И я всё больше любил тебя. Знал твои слабости и старался преодолеть их вместе с тобой, потому что я знал, что ты не превзойдёшь свой предел. Хоть ты и пробовал. Взять, например, твою игру в Малой Лиге. Во всех размерах там был виден твой потенциал, твоя восприимчивость в напряжённых ситуациях, твоя уязвимость, твои слабые места – по сути, я мог предугадать, сможешь ли ты хорошо провести игру в данной ситуации или нет. Всё же, я никогда бы не стал вмешиваться в твоё поведение или развитие, Бен. Я не хотел, чтобы ты принял опыт вовлечённых в механизмы Иннер Дельта. Ты не был военнослужащим, и тебя не было в телефонных справочниках, в отличие от проживающих там взрослых мужчин и женщин. Ты был моим сыном, и, в конце концов, ты не проходил курс тренировок, чтобы послать тебя туда.

  Я сожалею, конечно, о том, что, зная тебя, я так поступил. Потому что я, полагается, заранее знал твою реакцию в той ситуации, как и знал, был ли ты обречен на неудачу или нет.

  Как бы я хотел этого не знать.

  Я отступил.

  Я позволил себе мысленно расставить себя и тебя на места, как далеко бы мы не зашли, какие бы испытания не ждали на нас нашем пути. Главное вдруг находит тебя и сталкивается с тобой лицом к лицу. А затем нужно было снова идти и искать тебя. В этом был смысл, потому что также я искал и сам себя, зная тебя, как своего сына – наследника своих же слабых мест. И я подумал: где бы он мог быть? Куда бы он мог уйти? И я вспомнил о Бриммер-Бридж, о том самом мосте, на который я ходил сам, когда ещё учился, чтобы сесть и подумать о жизни и о её загадках.

  Я направился к мосту, борясь с дующим на встречу ветром и снегом, заметающим лесные тропинки. Вокруг – никого. Вой ветра и снежный вихрь, злобно кружащий перед глазами, из-за него ничего не видно. У меня ни шарфа, ни перчаток, руки в карманах пальто, из-за чего идти стало трудно. Наконец, приходилось доставать из карманов руку, то одну, то другую, чтобы как-то балансировать, проходя мимо деревьев и кустарника, и хватаясь за них. Руки окоченели. Наконец, я добрался до моста. Там было пусто. Снег был настолько толстым, что реку под ним не было видно. Я искал твои следы, но их не было. Падающий снег тут же их заметал. Не было никаких гарантий, что ты ушёл на мост. Я просто следовал своим инстинктам. Я снова ставил себя на твоё место. В глубоком снегу я выглядел нелепо. Я себе сказал: мне не на что смотреть. Не за что зацепиться глазу. А смог бы я увидеть себя там внизу? Возможно, я один из тех, кто может спрыгнуть и больше не волноваться о тебе, как прошлым летом, когда послал тебя на тот мост. Голос внутри меня сказал: почему бы нет? Почему бы не спрыгнуть? Я слушал вой ветра, словно это был голос, который говорил, шептал мне, отзывался эхом в моей крови, в моих костях.

  Дрожа от холода, я повернулся и пошёл назад, будучи уверенным в том, что ты всё таки меня ждёшь.

  Но тебя здесь не было. Ты был не здесь.

  Словно тебя здесь не было никогда.

  Никаких следов вообще.

  Если бы ты побывал на холоде и сырости, то после тебя, конечно, остались бы влажные следы. А в воздухе был бы запах влажной одежды, или на крючке в углу висела бы твоя мокрая куртка.

  Но ничего из этого я не нашёл.

  И я побоялся заглянуть в туалет. Предполагая, что открыв дверь в туалет, я не найду там ничего вообще, ни одежды, ни твоих следов?

  Но в этой комнате кое-что, тем не менее, я нашел.

  Страницы около пишущей машинки.

  В конце концов, они не были домашним заданием или чем-то связанным со школой.

  Возможно, всё это время я знал, чем они были. Не потому ли, что я настолько хорошо тебя знаю, что мне должны быть известны написанные тобой слова?

  И то, что ты написал, говорит мне, что ты здесь был, и теперь ушёл.