Читаем После потопа полностью

Мое сердце забилось быстрее. Марджан уперлась руками в палубу между нами и широко расставила пальцы. Передо мной руки немолодой женщины с узловатыми суставами. Я попыталась не смотреть на них и вместо этого уставилась на палубу.

– Неделю спустя дети ныряли в старый дом за рыбой, и дочь там застряла. Так и не смогла выбраться. Мальчики думали, она уже вынырнула. Был момент… – Марджан снова прищурилась.

Я сразу поняла: она опять вернулась в то место и время. Должно быть, помнит каждую мелкую подробность: даже как на поверхности воды играли солнечные блики.

– Этот момент стал началом моего отрицания, с которым я борюсь и по сей день. Говорят, отрицание – лишь этап, но только не для меня. Мне и сейчас трудно принять случившееся. Хочется верить, что дочка могла бы сейчас быть с нами, и все сложилось бы по-другому.

Я крепко зажмурилась. Вся спина взмокла от пота. Я хотела сглотнуть, но в горле пересохло. «Нет, – думала я. – Этого не должно было случиться. Только не с Марджан».

– Я сама ныряла за ее телом, потому что это я ее туда послала, – едва слышно продолжила Марджан. – В воде она была такой легкой… как перышко… Будто никогда не была живой маленькой девочкой. Будто она мне приснилась.

Марджан отвернулась. Солнце осветило ее черные волосы, придав им синеватый блеск.

– Поэтому, когда ты поставила под угрозу всех нас, лишь бы добраться до своей Роу, я подумала: ужасный поступок. И это правда. Но еще я подумала: а ведь она сейчас ломает саму себя. Мир ломает каждого, но когда ломаешь себя, такие раны заживают труднее всего.

– Ты ни в чем не виновата, – произнесла я.

– Иногда мне удается в это поверить…

Чайки ныряли в воду и, яростно хлопая крыльями, вытаскивали из моря рыбу. Трос, привязанный к сети, натянулся так сильно, что подрагивал, задевая планшир. Внутри меня что-то зашевелилось. Вены будто сдавливала какая-то тяжесть. Я должна выпустить ее наружу. Не в силах поглядеть на Марджан, я наклонилась вперед и уставилась на собственные руки.

– Когда Роу появилась на свет, у нее почти не было плеч – только два крошечных изгиба. Казалось, у нее еще скелет не оформился. Будто она не готова жить в этом мире, – с трудом произнесла я. Потерла шею, пытаясь убрать ком в горле. – Как? – спросила я хриплым голосом. – Как ты можешь жить дальше?

Марджан некоторое время молча смотрела на меня. Потом закусила губу и сощурилась так, что глаза превратились в две щелки.

– Приходится делать самое трудное. Самое невозможное. Снова и снова.

«Я бы так не смогла», – подумала я. Не смогла бы просто жить дальше, как она. Тут даунриггер жалобно застонал под тяжестью улова и наклонился к планширу. Казалось, вот-вот оторвется. Ни я, ни Марджан не спешили вытягивать сеть. Я быстро заморгала. Только бы не разреветься. Хотелось взять Марджан за руку, но я продолжала сидеть неподвижно. Путь к преодолению страданий не отмечен на карте. Только люди, которые проделали его до тебя, оставляют знаки и отметки для других, кто пойдет этой же дорогой.

Разговор с Марджан заставил меня вспомнить одну фразу, дед повторял ее снова и снова в дни, перед тем как уснул и не проснулся: «Из воды мы пришли, в воду и вернемся, наши легкие жаждут воздуха, но наши сердца бьются, как волны». Тогда эти слова вселяли грусть. От них веяло тяжелым предчувствием. Но теперь они действовали на меня успокаивающе. Вот он, пример настоящего мужества.

– Майра, тебе не рыба в море нужна, и даже не суша, – вздохнула Марджан. – Тебе нужна надежда. Ты ведь сама себя душишь.

Я посмотрела в ее темные глаза. Марджан упорно не отводила взгляд. Меня удивило, сколько в этих глазах отчаяния. Марджан всегда казалась такой уравновешенной, такой стойкой перед лицом невзгод, но, похоже, и в ее душе есть мрачные, темные глубины. Надежда и отчаяние всегда идут рука об руку, вдруг поняла я. Мое отчаяние родилось из того, что я видела и делала. Эти образы и эти поступки навсегда останутся со мной. Они как пламя в моей душе. А рядом будет надежда. Она не раздует пламя ярче, но и не потушит его.

Я вспомнила, как нашла повесившегося папу. Весь окоченевший, лицо покрыто пятнами. Тогда мне казалось слабостью хотеть от жизни большего, чем она в состоянии тебе дать. Надо довольствоваться тем, что есть, перебиваться, как можешь, думала я. Когда мы сняли его тело, на шее остался след от веревки. Он напоминал линию затопления во время наводнения, будто море дошло ему до подбородка и он устал держаться на плаву.

Глава 46

Понятия не имела, по каким правилам мы теперь жили. Поэтому однажды засиделась в кают-компании до поздней ночи, делая наживки при свете свечей. Новая фанерная дверь не подходила по размеру к проему и ритмично стучала о косяк каждый раз, когда волна качала корабль.

Я привязывала к крючкам дохлых насекомых и сплетала вместе нитки и куски ткани, чтобы они на вид тоже напоминали насекомых или червей. Нитки заканчивались. Я вспоминала, где можно стащить еще, и тут в кают-компанию заглянул Дэниел.

– Только Абрану не говори, – вполголоса попросила я.

Перейти на страницу:

Все книги серии Азбука-бестселлер

Нежность волков
Нежность волков

Впервые на русском — дебютный роман, ставший лауреатом нескольких престижных наград (в том числе премии Costa — бывшей Уитбредовской). Роман, поразивший читателей по обе стороны Атлантики достоверностью и глубиной описаний канадской природы и ушедшего быта, притом что автор, английская сценаристка, никогда не покидала пределов Британии, страдая агорафобией. Роман, переведенный на 23 языка и ставший бестселлером во многих странах мира.Крохотный городок Дав-Ривер, стоящий на одноименной («Голубиной») реке, потрясен убийством француза-охотника Лорана Жаме; в то же время пропадает один из его немногих друзей, семнадцатилетний Фрэнсис. По следам Фрэнсиса отправляется группа дознавателей из ближайшей фактории пушной Компании Гудзонова залива, а затем и его мать. Любовь ее окажется сильней и крепчающих морозов, и людской жестокости, и страха перед неведомым.

Стеф Пенни

Современная русская и зарубежная проза
Никто не выживет в одиночку
Никто не выживет в одиночку

Летний римский вечер. На террасе ресторана мужчина и женщина. Их связывает многое: любовь, всепоглощающее ощущение счастья, дом, маленькие сыновья, которым нужны они оба. Их многое разделяет: раздражение, длинный список взаимных упреков, глухая ненависть. Они развелись несколько недель назад. Угли семейного костра еще дымятся.Маргарет Мадзантини в своей новой книге «Никто не выживет в одиночку», мгновенно ставшей бестселлером, блестяще воссоздает сценарий извечной трагедии любви и нелюбви. Перед нами обычная история обычных мужчины и женщины. Но в чем они ошиблись? В чем причина болезни? И возможно ли возрождение?..«И опять все сначала. Именно так складываются отношения в семье, говорит Маргарет Мадзантини о своем следующем романе, где все неподдельно: откровенность, желчь, грубость. Потому что ей хотелось бы задеть читателей за живое».GraziaСемейный кризис, описанный с фотографической точностью.La Stampa«Точный, гиперреалистический портрет семейной пары».Il Messaggero

Маргарет Мадзантини

Современные любовные романы / Романы
Когда бог был кроликом
Когда бог был кроликом

Впервые на русском — самый трогательный литературный дебют последних лет, завораживающая, полная хрупкой красоты история о детстве и взрослении, о любви и дружбе во всех мыслимых формах, о тихом героизме перед лицом трагедии. Не зря Сару Уинман уже прозвали «английским Джоном Ирвингом», а этот ее роман сравнивали с «Отелем Нью-Гэмпшир». Роман о девочке Элли и ее брате Джо, об их родителях и ее подруге Дженни Пенни, о постояльцах, приезжающих в отель, затерянный в живописной глуши Уэльса, и становящихся членами семьи, о пределах необходимой самообороны и о кролике по кличке бог. Действие этой уникальной семейной хроники охватывает несколько десятилетий, и под занавес Элли вспоминает о том, что ушло: «О свидетеле моей души, о своей детской тени, о тех временах, когда мечты были маленькими и исполнимыми. Когда конфеты стоили пенни, а бог был кроликом».

Сара Уинман

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Самая прекрасная земля на свете
Самая прекрасная земля на свете

Впервые на русском — самый ошеломляющий дебют в современной британской литературе, самая трогательная и бескомпромиссно оригинальная книга нового века. В этом романе находят отзвуки и недавнего бестселлера Эммы Донохью «Комната» из «букеровского» шорт-листа, и такой нестареющей классики, как «Убить пересмешника» Харпер Ли, и даже «Осиной Фабрики» Иэна Бэнкса. Но с кем бы Грейс Макклин ни сравнивали, ее ни с кем не спутаешь.Итак, познакомьтесь с Джудит Макферсон. Ей десять лет. Она живет с отцом. Отец работает на заводе, а в свободное от работы время проповедует, с помощью Джудит, истинную веру: настали Последние Дни, скоро Армагеддон, и спасутся не все. В комнате у Джудит есть другой мир, сделанный из вещей, которые больше никому не нужны; с потолка на коротких веревочках свисают планеты и звезды, на веревочках подлиннее — Солнце и Луна, на самых длинных — облака и самолеты. Это самая прекрасная земля на свете, текущая молоком и медом, краса всех земель. Но в школе над Джудит издеваются, и однажды она устраивает в своей Красе Земель снегопад; а проснувшись утром, видит, что все вокруг и вправду замело и школа закрыта. Постепенно Джудит уверяется, что может творить чудеса; это подтверждает и звучащий в Красе Земель голос. Но каждое новое чудо не решает проблемы, а порождает новые…

Грейс Макклин

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза

Похожие книги