После поцелуя (ЛП)

– Да, беспокоит. Или будет беспокоить. Что ты станешь делать, жить здесь со мной? Вести домашнее хозяйство? На это у тебя будет уходить не более пяти минут в день. Готовить и убирать для меня? У меня есть экономка. Я не хочу, чтобы ты стала моей горничной, ради всего святого.

– Ты опять принимаешь решения за меня. – По ее щеке сбежала слеза и упала на его твердую грудь.

– Нет. Я хочу убедиться, что ты понимаешь: в обмен на то, чтобы спать рядом со мной, ты потеряешь все – все, что по праву принадлежит тебе. И даже если ты готова принести такую жертву ради меня, то я не готов.

Нет, нет, нет. Изабель не собирается облегчать ему это притворство – что он может сказать, будто разговор закончен и все так и будет.

– Тогда мы просто продолжим общаться так, как раньше. Никому не нужно это знать.

– Чтобы ты навсегда осталась старой девой? Ни детей, ни мужа? Ты будешь жить с родителями? Или, может быть, найдешь себе работу в качестве компаньонки какой-нибудь старухи и спать в убогой комнатенке с единственным окном, всегда открытым, чтобы я мог забраться ночью внутрь, немного потрахаться, а затем уйти до рассвета?

Салливан наблюдал, как гнев и разочарование нарастают в ее глазах после того, как он заставил ее заглянуть в будущее, увидеть, что ждет их впереди, если она останется на этом пути. Он ненавидел себя за то, что поступал так, но это меркло по сравнению с тем, что бы он ощутил, если бы поддался тому, чего они оба отчаянно хотели. Салливан не винил ее за то, что она хотела большего, или себя за скромную жизнь, которую мог дать ей – ему так же отчаянно хотелось большего для нее.

– Ты должна идти, – тихо проговорил он, поцеловав ее в лоб и садясь на кровати.

– Как, черт побери, я должна держаться от тебя подальше?

– Я спрашиваю сам себя, как мне держаться подальше от тебя? Ты – мое бьющееся сердце, Изабель.

Она покачала головой, в ее красивых карих глазах отражались боль и гнев. На него или на сложившуюся ситуацию – Салливан не знал, но предпочитал гнев ее слезам.

– Нет, – резко ответила девушка. – Не говори мне больше комплиментов. Это несправедливо и эгоистично с твоей стороны. – Она быстро сползла с кровати, расправила юбки и застегнула спереди амазонку. – А ты глупец. Ты так сильно… разозлил меня, Салливан.

Не глядя на него, Изабель вышла из комнаты и с глухим топотом спустилась по лестнице. Салливан, выругавшись, неуклюже натянул влажные брюки и последовал за ней.

– Изабель.

Она резко обернулась к нему лицом, застыв как раз в проеме парадной двери.

– Что? Я не могу любить тебя, и я не стану ненавидеть тебя, так что же? Чего ты хочешь от меня?

Все.

– Ничего, – произнес он вслух. – Верхом на Зефир ты выглядела отлично.

Изабель ненадолго опустила глаза, а затем снова подняла голову. В этот раз он даже не смог понять выражение ее лица.

– Это твой способ намекнуть, что наше соглашение расторгнуто? Больше никаких уроков ни для лошади, ни для наездницы?

Салливан снова ощутил безнадежность ситуации, во второй раз за этот день.

– Да.

– Ты… – Ее сладкие губы сомкнулись над тем, что Изабель была готова сказать. Затем она вышла из его дома и тихо закрыла за собой дверь.

Салливану хотелось, чтобы девушка громко хлопнула дверью, сорвав ее с петель. Опустившись на последнюю ступеньку лестницы, он потер лицо руками. От него больше не исходил запах Олд-Бейли, но теперь от него пахло ею. Ее цитрусовый запах впитался в его волосы, кожу, ладони. Салливану уже хотелось пойти за ней, сказать ей, что он ошибся и что, конечно же, он с радостью будет залазить к ней в окно каждую ночь до конца их жизней.

Он ощущал себя так, словно разрывается пополам. С каждым тяжелым ударом сердца идея пойти за ней казалась все более разумной.

– Проклятие, – пробормотал Уоринг, ударив кулаком в бедро.

Его дом лежал в руинах, его жизнь тоже лежала в руинах, а все, о чем он мог думать – как опрометчиво броситься вперед, чтобы сделать ее еще хуже. Почему бы не утащить Изабель в ад? По крайней мере, там они будут вместе.

– Нет, нет, нет. – Салливан вскочил на ноги. Сначала он приведет в порядок дом, а затем – свою жизнь. Так будет легче забыть о том, что она живет и спит всего в двадцати минутах езды от него.

Когда Салливан добрался до кухни, он замедлил шаг. Мелкие осколки разбитой посуды лежали через равные интервалы; он мог только представить, как тут все выглядело перед тем, как миссис Ховард занялась уборкой. Почему сыщики с Боу-стрит могли подумать, что он спрятал картины в заварочном чайнике, Салливан не знал, хотя и догадывался, что часть разгрома следует отнести на счет разочарования, так как они не нашли что искали.

Босиком пробравшись через разгром, он распахнул дверь в потайную комнату и вошел внутрь. Брэм и его люди вернули картины, составив их вдоль задней стены. Другие предметы, которые он позаимствовал в очевидно успешной попытке отвлечь от себя подозрения, лежали в полудюжине коробок по обе стороны от двери.