После поцелуя (ЛП)

– Вот почему вы ничего не сделали насчет меня. Ваша чертова одержимость приличиями не позволила вам признать меня, но если бы вы утопили меня или отдали куда-нибудь на воспитание, то это разгневало бы мою мать. И тогда вы потеряли бы ее. – Он медленно сделал шаг вперед. – И во имя ее память я собираюсь отдать вам тринадцать картин, которые вернул себе, вместе с другими вещами из домов, которые я посетил. В обмен вы дадите мне десять тысяч фунтов.

– Десять ты…

– Я не прошу вас признать меня, потому что знаю, что вы никогда этого не сделаете. Я не прошу извинений, так как понимаю, что вы никогда не признаетесь, что ошиблись хоть в чем-то. Это не наследство или подарок. Вы платите мне то, что должны за вещи, которые забрали себе, и за то, что я превратил это в законный, скрытый от глаз публики обмен.

Долгое время Данстон сердито смотрел на него. Если маркиз откажется от сделки, Салливан поступит именно так, как угрожал. Ему это не понравится; он обнаружил, что любовь притупила его страсть к мести. Его так называемый отец может поблагодарить Изабель за это, но ни один из них об этом никогда не узнает.

– Десять тысяч фунтов, и ты продашь лошадь Оливеру.

– Нет.

– Думаю, что ты хочешь, чтобы все слухи о тебе и той потаскушке, которую ты обхажи…

– Не оскорбляйте ее. Я не стану предупреждать снова.

– Ты хочешь, чтобы все слухи прекратились, – поправился Данстон. – Продай ему лошадь, и они прекратятся.

Проклятие. Это следует сделать, сказал себе Салливан. И это поможет Изабель.

– Мой Гектор будет выставлен на аукцион в Таттерсоллз послезавтра. Это лучший племенной жеребец, который у меня есть. Тилден может предложить свою цену.

– Более эффективной была бы продажа по частному соглашению.

Маркиз прав.

– Очень хорошо. Я продам ему моего гнедого мерина, Париса. Моего личного коня, по частному соглашению. Если только мне не придется видеться или говорить с ним. И цена составить сто пятьдесят фунтов. Это не обсуждается.

– Договорились.

Салливан любил Париса. Однако он решил, что все это и должно быть болезненным. Даже мучительным.

– Завтра я пришлю сюда коня и вещи, по отдельности. А вы подготовьте наличные для моего человека, МакКрея, к полудню.

Данстон кивнул.

– Что-то еще? – спросил он, стараясь, чтобы его вопрос прозвучал саркастически, но не преуспел в этом.

Значит, ситуация болезненно ощущалась обеими сторонами. Хорошо. Из-за чего это происходило – от того, что Данстона вынудили расстаться с деньгами, или от сознания кому именно ему придется отдать их, или даже от чего-то более глубокого – Салливан не знал. Да его это и не заботило.

– Нет. Да. Не должно больше быть никаких слухов и презрительного отношения к леди Изабель Чалси. Вы сделаете все, что сможете, чтобы помочь в восстановлении ее репутации.

Данстон кивнул.

– Она, кажется, по большей части – невиновная сторона во всей этой истории. – Маркиз шумно втянул воздух носом. – Это будет сделано.

– Благодарю вас за это. Во всем остальном мы квиты. Доброго дня. – Салливан круто развернулся и направился к двери.

Он ожидал прощального оскорбления и собрался с силами, чтобы вытерпеть его. Тишина со стороны утренней комнаты позади него создавала ощущение… победы. Очень небольшой, но он возьмет то, что сможет взять.

И теперь ему оставалось завершить еще только одно дело.

Если у Изабель оставались какие-то сомнения, что ее родители на самом деле намеревались покинуть город до конца Сезона, то их рассеял тот факт, что они упаковали весь дом за три дня. Она любила Корнуолл и Берлинг, и то, как днем ветер налетает со стороны океана, соленый и неукротимый. Но оставить Лондон означало отказаться от всякой возможности жизни с Салливаном. По этой причине было слишком больно думать о неминуемом отъезде.

Изабель не спорила и не упрямилась перед кутерьмой вокруг нее – в конце концов, это было ради ее блага. Но даже так, она все равно не могла удержаться и каждые пять минут выглядывала из окна спальни, чтобы посмотреть, не появится ли на подъездной дорожке Салливан.

Его вещи таинственным образом исчезли из амуничника. Младший брат ничего не сказал ей об этом, а она не нашла в себе сил спросить. Тем не менее, теперь девушка начала задумываться, будет ли то, что она воображает, лучше чем услышать, что да, Салливан прислал записку, и да, он упомянул, что не хочет, чтобы она что-то знала об этом. Или, что еще хуже, он не упомянул ее вовсе.

– Тибби?

– Я наверху, мама, – крикнула Изабель в ответ, поднимаясь с сиденья у окна, чтобы притвориться, будто она помогает Пенни упаковывать свои вещи.

Маркиза практически вплыла в открытую дверь. Что-то подняло ей настроение. Изабель перестала перебирать ленты для волос и посмотрела на мать.

– Тибби, посмотри на это. Завтра нас приглашают на званый ужин в дом к лорду и леди Клемент.

Изабель нахмурилась.

– Они – хорошие друзья леди Данстон.

– Да, это так. Думаю, что очень хорошее предзнаменование.

– Это означает, что мы отложим наш отъезд?

Мать перевела взгляд с нее на приглашение.

– Мне бы этого хотелось, но при этом у меня нет желания, чтобы случилось что-то, что может… усугубить ущерб.