После прочтения уничтожить

Впрочем, все это происходит лишь на Западе. Там любые, даже самые радикальные политические и художественные акции, гасятся равнодушием масс. Деятели культуры надрывались что есть мочи, но пока магазины полны, а телевизор демонстрирует сериалы, люди плевать хотели на их радикальные призывы.

А в России 1990-х ситуация была прямо противоположная. Магазины были пусты, по телевизору шло черт знает что, массы бурлили — зато деятели культуры не обращали на все это никакого внимания. Гуманитарии принципиально находились в стороне от процесса, и в результате недовольство масс осталось слепым и глухим. Ни в культуре, ни в политике интересных форм сопротивления так и не возникло.

И ведь нельзя сказать, что русская интеллигенция всегда была такой, как сегодня. Эта прослойка родилась полтора века назад, то есть одновременно с русской буржуазией. И с самого начала была ее яростным оппонентом. Кружки разночинцев, в которые входили почти все более или менее известные писатели, критики, филологи, этнографы той поры, начиная с молодого Достоевского и заканчивая Короленко. Лондонская деятельность Герцена, его дружба с Тургеневым и феномен тогдашней революционной эмиграции. Борис Березовский, кстати, отлично понимает всю потенциальную харизму этого не задействованного пласта и именно поэтому называет свой лондонский информ-проект «Колоколом».

Дореволюционная интеллигенция сочувствовала социализму, способствовала борьбе за него и отлично отдавала себе в этом отчет. Сегодня капитализм в России полностью восстановлен. Не только гуманитарии, но и все остальные оказались в прежнем, дореволюционном положении. Произошел откат назад, в масштабе, какого не знала история. Что ж? Значит, стоит ждать появления и новых революционных гуманитариев. Вряд ли стоит сомневаться, что русская революционная интеллигенция вскоре начнет возвращать свои позиции.

4

Та часть нашего сознания, с помощью которой мы воспринимаем «художественное», это и есть неистощимый ресурс всех альтернатив и утопий. В обычной жизни эта часть сознания зовется «воображением». В той же обычной жизни воображение используется, чтобы отличить красивое от нейтрального или уродливого. В жизни не обычной воображение могло бы покинуть отведенные ему обществом пределы, стать полем для изобретения нового общества и нового человека. Так называемое «воображение» сегодня есть не что иное, как избежавшая репрессий, продуктивная часть сознания. Именно поэтому она столь строго отделяется системой от всего «серьезного» (экономики и политики), запирается в относительно безопасном гетто («искусство»). Не понимая этого, невозможно понять не только всюду повторяемое «Красота спасет мир», но и «Вся власть воображению!». Этот лозунг восставших гуманитариев 1968-го будет казаться просто романтическим вздором уставших от зачетов студентов.

Левое искусство

Советское андерграундное искусство появилось во времена Хрущева. Коммунистическая власть не очень нравилась художникам и поэтам, и они критиковали ее, обычно с позиций западных либералов. Если советские чиновники боролись с американской моделью, значит (считали художники), эту модель стоит поддержать.

Так продолжалось до самого начала перестройки.

1

А в 1989-м, когда всем было ясно, что советская модель почти полностью развалилась, на журфаке МГУ состоялась конференция «Терроризм и текст». Группа художников нового поколения (Осмоловский, Пименов, Гусаров, Мавроматти) заявила о своем разрыве с прежней либеральной традицией и обращении к революционным и антибуржуазным идеям. Новая группа, взявшая название «Э.Т.И.» (Экспроприация Территории Искусства) ориентировалась на идеи дадаистов, футуристов, ситуационистов и современной контркультуры Запада. Чуть позже к ней примкнул арт-провокатор Александр Бренер. Помимо издания художественно-политического журнала «Радек» и других нерегулярных изданий, «Э.Т.И.» запомнились публичными скандалами, возбужденными против них уголовными делами, громкими обличениями новой власти, бизнеса и православной истерии, символическим захватом всевозможных объектов в центре столицы и т. п.

Первой акцией Осмоловского, получившей неслабый резонанс, было выкладывание из человеческих тел на Красной площади слова «ХУЙ», разобранного («стертого»?) кремлевской милицией. Это было пятнадцать лет назад. Уголовное дело за хулиганство длилось почти половину этого срока. Впрочем, информационная прибыль того стоила. О группе Осмоловского стали говорить:

— А-а! Знаю-знаю! Это которые «ХУЙ» на Красной площади выложили!

Власть, однако, собравшись с силами, переиграла-таки художника. После закрытия уголовного дела на той же самой Красной площади начали вполне легально играть в баскетбол, давать мутные рок-концерты и устраивать цирковые фестивали. Столь травматично и драматично начатая Осмоловским десакрализация святого места была, как и следовало ожидать, использована Системой в ее собственных целях.