После прочтения уничтожить

Помимо арт-групп, в девяностых заявили о себе и отдельные художники, тяготеющие к осознанному конфликту с новыми правилами жизни. Самый яркий из таких, критически настроенных, одиночек это Дмитрий Гутов, беспощадно наезжающий на все неолиберальные мифы 1990-х, такие как идеология личного успеха, бессовестное заигрывание с большой прессой, конформизм в отношении новой власти, продажность олигархам. Выставка Гутова «Мама, папа и телевизор» представляла собой портретную галерею сфотографированных с экрана и сильно увеличенных лиц наиболее известных телеведущих и политиков (Любимов, Караулов, Дибров, Леонтьев, Немцов и др.) таким образом, чтобы эти лица производили впечатление разлагающейся трупной плоти. Многие критики встретили выставку без понимания и немедленно уличили ее в недостойном интеллектуала примитивизме, а более молодое поколение арт-радикалов, наоборот, было в восторге. Гутов, как будто назло идеологическим противникам, в следующий раз выставил копии черновиков Маркса, выполненные из стальной проволоки и открыл у себя в мастерской школу изучения английского языка, основанную на коллективном переводе и обсуждении каждой строки из «Капитала».

Главными поэтическими радикалами стали участники группы «ОСУМБЕЗ» — сокращение от «Осумасшедшевшие безумцы». Группа была основана Мирославом Немировым и тюменскими панками из команды «Чернозем». Сегодня «ОСУМБЕЗ» на глазах превращается в опознавательный знак нового поколения русского литературного андерграунда, сменившего прежних митьков (Тихомиров, Шагин) и концептуалистов (Пригов, Рубинштейн). Ну кто сегодня не знает их стихотворных строк «Хочу Ротару я пердолить»?

Самыми громкими голосами товарищества стали поэты Емелин и Родионов, заменившие богеме нулевых годов и Шиллера с Гете, и Ильфа с Петровым, и братьев Стругацких сразу. Плотник и интеллектуал Всеволод Емелин поначалу запомнился строкою «Чтоб твоей здесь не было ноги — шляйся к пидорасам в их проект ОГИ» и поэмами про скинхедов, а уже потом был распознан как мастер, блестяще умеющий в куплете передать все, о чем только что прочел в газете или увидел в телевизоре. Получается остроумная рифмованная публицистика по всему спектру, от войны в Грузии до экономического кризиса, а отдельные удачи — «Оцинкованный лист» и «Рабочие районы, где нету работы» — стали точной симптоматикой жизни гастарбайтеров или социального расслоения больших постсоветских городов

Мытищинского пиита Родионова будут помнить хотя бы только за «пельмени это устрицы пьющих людей» и за рэповую манеру исполнения, отправляющую в отпуск всех гришковцов. Пророчески потрясая своей крупно исписанной стихами тетрадью, притопывая, прихлопывая и брызгая бешеной слюной, Андрей доносит до нас невероятный лиризм кишащих бомжами подмосковных платформ, милицейских протоколов, пролетарских наркотиков и коктейлей, а также навязчивых идей, балансирующих на грани между белой горячкой и прочитанной в детстве фантастикой. Его выступления на московских книжных ярмарках обычно заканчиваются тем, что Родионову вырубают микрофон.

Бывает, впрочем, что выступления осумбезумцев проходят не только без микрофона, но и без специально приглашенной аудитории. «Безумный май» и «безумный июнь», проводимые ими по московским клубам, запросто могли перенестись в какое-нибудь кафе «Вепрь» на Пятницкой, где декламация вызывала непосредственную реакцию у милиции, а во время знаменитого июльского отключения света во всей Москве осумбезумцы вышли из клуба и безумствовали прямо на улице.

Кроме пары Емелин–Родионов, к товариществу примкнуло немало талантливых литераторов, вроде ироничного прозаика-абсурдиста Виктора Перельмана или Германа Лукомникова, более известного как «Бонифаций», автор мечтательных стихов «Если б я имел пизду!».

4

И все равно: никакого влияния на политику левое искусство ни в 1990-х, ни позже не имело. Вспомнить можно разве что конференцию «Сегодня Зюганов — завтра мы!» в Музее Маяковского во время президентских выборов 1996-го. С одной стороны, в ней участвовали почти все имевшиеся на тот момент арт-радикалы, а с другой — политические активисты РКРП, «Трудовой России», троцкистов, анархистов и экологов. Один из лидеров РКРП Борис Гунько даже подрался, разошедшись во взглядах, с арт-провокатором Бренером, но никакого другого продолжения это объединение не имело. Единственная левая газета, пустившая (ненадолго) на свои страницы авангардистов и весьма от этого выигравшая, это «Бумбараш», орган революционных комсомольцев — частное исключение, подтверждающее общее правило.

Для отечественных «красных» весь авангард — что-то вроде шедевра Остапа Бендера, написанного по тени Кисы Воробьянинова. И, наоборот, в глазах радикального искусства отечественные коммунисты это просто «хорошо организованные брежневские неандертальцы». Ни пресса, ни арт-критика не готовы воспринять союз политических и художественных революционеров как нечто логичное и вообще возможное.