После Путина

И если профессиональная идеология созвучна «живой» идеологии, получается почти безукоризненный и понятный свод правил и ориентиров, полностью организующий всю политическую жизнь части общества или всего его целиком. Такие идеологии, собственно, и становятся явлениями исторического масштаба, предопределяют общественное развитие на десятилетия и века. Такой идеологией стала марксова версия коммунизма, такой идеологией в своё время стал либерализм. Именно идеологии, сочетающие в себе как профессионально сформулированные догмы и стандарты, так и живые практики, обладают наибольшей притягательностью для масс и являются прагматичными. Да-да, противопоставлять подобные идеологии «прагматичности» совершенно бессмысленно, поскольку они содержат не только «теорию», то есть отвлечённые и обобщённые идеи, но и «практику», то есть поведенческие модели и реальные жизненные связи и образцы взаимодействий. Такие идеологии прагматичнее любого блаженного дурачка, многозначительно к прагматизму призывающего, но даже не понимающего, что это слово означает.

А таких дурачков, блаженных и злонамеренных, у нас не так уж мало. И немудрено: их ведь начали штамповать ещё в восьмидесятые, да так интенсивно, что к началу советской перестройки ими можно было уже щели затыкать. И они тогда внесли немалый вклад в разрушение идеологического пространства — не «единой и незаменимой» коммунистической идеологии, а идеологического пространства вообще. Одним из основных элементов перестройки была деидеологизация. Это дурацкое словечко ходило в перестроечной прессе наравне с «демократизацией», «гласностью» и «ускорением». Разве что Горбачёв его не употреблял, но зато разнообразные прорабы и бригадиры перестройки охотно и проникновенно вещали о необходимости постепенной деидеологизации. А уж журналисты и прочие эксперты из числа научно-технической и творческой интеллигенции так и вовсе тыкали эту деидеологизацию куда надо и куда не надо. Логика была примитивная до глупости — впрочем, как многое в перестроечные времена. Все проблемы советского строя, как экономические, так и «социогуманитарные», то есть всяческие свободы, права и тому подобные пафосные штуки, — объявлялись следствием «заидеологизированности» советской жизни. Это означало, что коммунистическая догматика марксистско-ленинского образца проникла во все сферы жизни советского общества и мешает ему развиваться «естественным» путём. Противопоставление «естественный» — «идеологический» вам уже знакомо, я чуть выше о нём писал. Безусловно, советская идеологическая догматика, застывшая в относительно неизменном виде ещё с шестидесятых годов (благодаря Хрущёву, а вовсе не Сталину), основательно оторвалась от социальных корней и утратила связь со своей «живой» частью. И это действительно представляло серьёзную проблему. Но уж точно не такую апокалипсическую, каковой пытались её выставить «перестроечники». А самое главное — они-то вовсе не делали никаких оговорок: по их уверениям, неестественной являлась любая идеология как таковая! То есть общество может естественно развиваться только без идеологии, а любая идеология «извращает» его развитие. Именно поэтому нужно было, по мнению «перестроечников», не трансформировать коммунистическую идеологию и даже не заменять её полностью другой (например, неолиберальной, как это в действительности и было сделано), а отказаться от идеологии вовсе. Дескать, посмотрите, товарищи: нормальные-то страны (это те самые развитые с капитализмом) живут без всякой идеологии, просто так живут, «прагматично»! И только «соцлагерь» вкупе с азиатскими и латиноамериканскими диктатурами цепляется за идеологию как за духовный наркотик.