После разлуки

Так это было. А теперь «Амидала» ждала возвращения Осоки Тано, которая в это время выполняла совсем другое задание. Да-да. На Эндоре решалась судьба Восстания, решилась там, как оказалось, и судьба всей Империи. Однако, как бы ни окончилась эта битва, наш Совет Директоров не считал её поводом отказываться от собственных планов. И то сказать, трудно придумать более удачный момент для нанесения «под шумок» нескольких точечных ударов. Во-первых, исследовательский центр, где трудились против своей воли талантливые изобретатели и конструкторы. Вызволить их и привлечь на свою сторону – хотя бы, некоторых – означало серьёзно поднять потенциал корпорации. Во-вторых, Инквизиториум, вернее, его Академия на курортной луне Корусанта. Там оставались несколько преподавателей, самых гнусных типов. Помимо обучения молодых аколитов, они занимались «дознанием», то есть, допросами арестованных фосеров с применением всего арсенала Средневековья. Часто пленников подвергали мучительной смерти уже после того, как несчастные рассказали всё, просто ради удовольствия. Медицина тут бессильна, их следовало просто уничтожить, как бешеных зверей, пока оба сита в отъезде и не могут вмешаться. Первую задачу взяли на себя Осока и Вентресс на «Борце», вторую – Марис Бруд и Рати Ситра на «Мираже», им тоже не впервой было работать в паре. Атаку на Инквизиториум прикрывала огневая группа Агентов Оссуса, заранее просочившаяся на курорт. Снайперское ружьё – штука смертоносная даже для адепта Силы, когда у прицела – другой Чувствительный. Третий удар наносили мандалоры, по штаб-квартире самой мощной криминальной структуры. За двадцать три года существования Империи оргпреступность прочно срослась с ней в единое целое. Авторитеты платили налоги за работорговлю, наркотики, вкладывали кровавые деньги в легальные проекты и считались практически «добропорядочными бизнесменами». Чего стоила одна транспортная сеть одиозного фоллинского принца и его корусантский дворец! Сейчас, по мере того, как Восстание ослабляло Империю, мафиози обнаглели вконец. Пора было лишить их руководящей верхушки, а главари второго звена в ходе последующего передела власти и собственности сами проредят собственные ряды.

Я, откровенно говоря, был рад, что в такой опасный момент мы с Осокой находимся в разных концах галактики. Если, не дай бог, что, круглыми сиротами наши дети не останутся. Их у нас двое: Лили скоро будет семь, Ванечке только что исполнилось четыре. На этом Осока решила остановиться. Рождение младшего сопровождалось для неё двойной болью. Именно в тот самый день и час погиб в схватке с Вейдером старый магистр Кеноби. Поэтому и имя для сына мы выбрали в честь него. Ван. За детей ни я, ни Осока особенно не тревожились. Они в командном секторе главной базы, с ними Рийо и целая куча добровольных нянек. Да и дочь Рийо, Дана, в свои девять лет очень серьёзная и ответственная девочка, прямо-таки вылитая мать, вовсю помогает воспитывать младших. Глядя на эту разновозрастную троицу, мамаши на базе умиляются: Даночка вашим прямо как старшая сестра! Они же не знают… Для публики Рийо сочинила слезливую историю о том, что отцом Даны является молодой ондеронский аристократ, что ухаживал за ней ещё в Сенате, при Республике, и несколько раз прилетал к нам с деловыми визитами. Сам парень ни подтвердить, ни возразить уже не мог. Три месяца спустя после последнего появления у нас обманутые им наёмники захватили его корабль и вырезали всех, кто был на борту. Тогда у Рийо и созрел коварный план солгать о сроке своей беременности, сдвинув его на пять недель позже. А уж Герхард, электронный эскулап «Амидалы», тайны хранить умел. Достаточно сказать, что, летая с ним несколько лет, мы только при рождении Лили узнали, что именно он был тем самым врачом, что помог появиться на свет Лейе и Люку на станции Полис Масса. И видел, как умерла его будущая госпожа. О том, какому кудеснику удалось подсунуть его Вейдеру для оснащения корабля, кибернетический конспиратор до сих пор говорил уклончиво.

В общем, получилось точно по «Бриллиантовой руке»: руссо туристо – облико морале. Я тогда не знал, смеяться или плакать, поделать-то, всё равно, ничего было нельзя: Рийо иногда бывает жутко упряма. Потом привык.

— Может быть, тебе лечь и поспать? — спросила сзади Падме.

— Да я не сплю, просто задумался, — сказал я. — Как твоё ощущение тревоги? Не прошло?

— Нет, — покачала головой голограмма. — Да это, пожалуй, не беспокойство, а как бы предчувствие. Оно не плохое, просто что-то произойдёт. А что – не знаю.