После развода. Новая семья предателя (СИ)

Нет, не потянуть. Заденут ли они меня за живое и пробудят ли во мне женское любопытство.

Нельзя что-то тянуть и терпеть. Это обернётся для меня и Ромы новым провалом.

— Хочу тебя здесь, — он подается в мою сторону, — прямо на кухонном столе, Лера, но дверь не заперта, по дому шарохаются страшные мужики, наши девочки вряд ли спят…

— Да, верно, — сглатываю я, когда он пробегает пальцами по тыльной стороне ладони.

Он не задирает юбку, не рвет блузку, не впивается в губы. Лишь касается кончиками пальцев.

Мурашки по всему телу.

— Поэтому я обойдусь лишь вопросом, — его пальцы касаются края манжеты моей блузки, — ты бы сама этого хотела?

Может, лучше бы я сбежала? Может, лучше бы я отказалась от Романа с концами? Но внизу живота тянет теплом, которое меня покинуло на долгие месяцы в разводе, и я уточняю на грани обморока:

— Спереди или сзади?

Слишком смелый вопрос для прошлой Леры, но в нынешней Лере он подстегивает не только смущение, но и ожидание ответа.

— Спереди, — губы Романа почти касаются моих, — я хочу видеть твое лицо, Лера… Твои глаза… Хочу стоять между твоих ног и сжимать твои бедра…

Прикладываю пальцы к губам Романа, вынуждая его замолчать. Тяжело дышу. Обхватывает мое запястье пальцами, проводит языком по ладони, пристально вглядываясь в мои широко-распахнутые глаза, а после рывком привлекает меня к себе. Свободной левой рукой стискивает мою левую ягодицу и выдыхает в ухо:

— Я вижу, ты хочешь… Маленькая шлюшка…

Я вся красная, не шевелюсь и чувствую, как приливает пульсирующим потоком кровь к промежности. Я возмущена оскорблением Романа, но вместе с этим мне сладко между ног.

— Сбежишь, — он будто читает мои мысли, — верну и оттрахаю…

Хрипло выдыхаю на грани стона. Он не позволял себе со мной говорить в таком тоне, и никогда не угрожал тем, что “оттрахает”.

— Ты меня поняла?

От его тихого строгого вопроса у меня вздрагивают ресницы, и я киваю, не осознавая этого медленного движения головой.

Роман отстраняется, убирает руку с моей попы, и в этот момент из радионяни раздается покряхтывание, которое перерастает в плач. Рома цепенеет, ошеломленный требовательными “у-ааа-у-ааааа”, и не моргает.

Ива заплакала, будто ее слезы и крики ждали меня.

— Я думаю, что твоих страшных жутких мужиков можно отправить за моими вещами, — медленно проговариваю я, — а Алину и Варю можно отправить на утреннюю прогулку с Ивой, — делаю глубокий вдох и четко заявляю с женской решительностью и верой под новый громкий крик Ивы, — я остаюсь, Рома. Облажаешься, то…

— Не облажаюсь, — серьезно смотрит на меня, — не теперь, Лера… — сглатывает, — не теперь… Я увидел тебя настоящую. И ты права. Я был трусом. Боялся тебя настоящую, ведь настоящую мог и не потянуть.

— А сейчас потянешь?

— Да, — смотрит прямо и решительно, — потерять тебя значит потерять весь мир.

Глава 62. Мне нравится твое платье

Сложные решения никогда не дарят эйфории. За ними всегда следуют новые сомнения в своих силах.

А справишься ли?

А плохие мысли и темные воспоминания не сожрут ли тебя?

За сложными решениями следует честность, которая не позволяет быть женщине слабой.

— Ма… — Ива открывает слюнявый рот в люльке, хитро глядя на меня, и я замираю над ней, ожидая продолжения, — ма…

— Мне послышалось? — шепчет с дивана с книгой в руках Варя и боится моргнуть.

— Ма…мау… — повторяет Ива и улыбкой тянет пальцы в рот, глядя на меня серыми веселыми глазками, — ма-ма…

— Мама, — повторяю я, а в груди сердце затихает, будто боится спугнуть Иву. Тяну руки к ней, — да, я мама… мама…

Довольно крякает и косится на Варю, которая тихонько подкрадывается к нам. Улыбается шире.

— А скажи Ва-ря, — Варя наклоняется к Иве, которая удивленно округляет глаза, — Варвара. Да, скажи Варвара. Я в тебя верю…

Ива чихает и тянется к моим крупным бусам на груди.

— Ясно, я не скоро дождусь Варвару, — Варя с наигранно ревностью вздыхает и возвращается на диван. Подхватывает книгу, и вновь смотрит на Иву. Повторяет по слогам, — Варвара… Ва-ря…

Медленно опускаю Иву на мягкий флисовый коврик у кресла и обкладываю ее мягкими игрушками.

— Ма-ма… — повторяет Ива увереннее и довольная собой сучит ножками.

Кладу ей на грудь плюшевого крокодильчика, которого она обхватывает двумя ручками и удивленно замолкает, скосив на игрушку глаза.

Сложные решения идут через боль, но они приводят к стойкости и к тому, что раны затягиваются.

Шрамы, конечно, останутся, но под улыбкой Ивы сквозь них пробиваются хрупкие ромашки любви.

— Крокодильчик, — смеюсь я. — Повторишь.

Ива переводит на меня ошарашенный взгляд, который говорит: Мать, ты мне жизнь не облегчаешь.

— Мам, — в гостиную заходит с фотоальбомом под подмышкой Алина. — Я тут фотографии смотрела…

Садится рядом, смотрит на Иву, которая опять удивленно разглядывает морду плюшевого крокодила и говорит:

— Это крокодил.

Ива хмурится, издает сердитов “агу” в нос крокодила и стискивает его крепче, будто хочет выдавить из него чистосердечное признание, почему он такой зубастый.

— Мам, — Алинка садится на пол, кладет фотоальбом на колени и быстро листает, — смотри.