После России

В Брюсселе я выступила с большим успехом. Это была для меня интересная и нелегкая работа. Судьба свела с человеком, который на время повернул мою жизнь в ином направлении. Это был богатый французский кутюрье. Джентльмен, аристократические манеры, опытный. много повидавший в жизни мужчина. Относился ко мне как к леди. Что надо было мне. двадцатитрехлетней, исстрадавшейся, уставшей?! Я познала любовь, настоящую, первую в жизни. Он сумел показать мне совершенно другую сторону жизни, ее красивую сторону.

Поначалу я писала в Тель-Авив письма, приглашала мужа приехать в Брюссель. И он уж было собрался. Уже даже купил билет, и я умолила маму всеми способами удержать его от поездки. Ей удалось это сделать. Последним ее аргументом было: «Если полетишь в Брюссель, она с тобой разведется». Я и вправду написала ему письмо, что хочу с ним расстаться. Раз и навсегда. Он подал на развод первым. Вроде бы облегчил мою задачу. Но не тут-то было: на развод подал, а сам не соглашался. От него отвернулись все адвокаты, они понимали, что у него сто пятниц на неделе, а может быть, чувствовали, что развода он мне не даст. Я же шла на все его условия, лишь бы он освободил меня.

В Брюсселе тем временем я поступила в консерваторию, на факультет по вокалу. Училась и подрабатывала во вспомогательном хоре брюссельской оперы. Но все доходы съедали полеты в Тель-Авив — ведь шли заседания суда. Боже, сколько же раз за год я летала туда и обратно! А муж морочил голову, все в нем видели и безумца и хулигана одновременно.

За один год учебы я добилась диплома. Это было почти исключением, чтобы при такой нервозной обстановке добиться диплома. Обычно минимум два года на это надо. Меня поддерживал успех на сцене, я, например, пела Татьяну из «Евгения Онегина» и имела огромный успех. Закончив учебу, я попыталась получить ангажемент. Но как-то не вышло. И мне стало пусто. Робер, который был всегда рядом, клялся в любви, а от мамы чуть ли не каждый день приходили письма, в которых она была против моих серьезных намерений относительно него: и старше меня на целых двадцать шесть лет, и у него уже взрослые дети, которых он содержал, напоминала она. С семьей своей он не жил давно, но в этой ситуации жена Робера пригрозила ему жестокой карой, если он их бросит. И во всяком случае не даст никакого развода.

И я вернулась обратно в Израиль. Думала, на время, а вернулась на два года. Эти два года бракоразводный процесс продолжался. Страшно вспомнить, как все происходило, как вел себя мой муж. И ни на минуту я не забывала о своей музыкальной карьере. Прослышала, что в Германии в театрах есть ангажементы. Пошла в немецкое посольство, там посоветовали: «Соберите документы». Собрала, сделала запись на кассете, отнесла в посольство. Через два месяца пришло известие: я кандидат. А еще через два месяца — приглашение в Бонн. Получила хорошую стипендию. Много было волнений на экзамене. Но поначалу комиссия поинтересовалась, говорю ли я на немецком языке. Я страшно испугалась, что незнание языка может стать помехой для окончательного решения в мою пользу. И плохое знание немецкого языка оказалось даже к счастью, потому что меня сразу же направили на четырехмесячную учебу в Швебишхай, курортное местечко недалеко от Штутгарта на гёте-курсы.

Надо сказать, что мои финансовые дела были плохи. Полеты в Израиль до этого оплачивал Робер. Но при всех трудностях учеба в Гамбургской консерватории, куда меня послали, успех на сцене — это такой был для меня праздник, лучшие дни моей жизни. Помню, как одна женщина из состава комиссии спрашивает: «А вы можете нам спеть романс Шуберта или Шумана?» А у меня, как нарочно, не было в репертуаре никакого классического романса, только арии. И я игриво говорю: «А можно я вам спою русскую песню?» — «Пожалуйста», — слышу в ответ.

Сажусь за рояль и пою: «Однозвучно звенит колокольчик…» в своей аранжировке. Члены комиссии аплодируют. Меня приглашают на телевидение. И снова с успехом я пою русские народные песни и романсы. Жизнь, казалось, обрела радужные очертания. Но…

Это случилось, я точно помню, пятого октября 1980 года. Я занимаюсь с преподавателем у рояля. И вдруг по радио объявляют: «Малкин, Малкин, срочно в секретариат». Подумала, мелочь какая-то, закончу занятие и пойду. Что за срочность?! Снова раздается: «Малкин, Малкин, очень срочно явиться в секретариат». Мы переглянулись с преподавателем. А надо сказать, что никаких плохих предчувствий у меня не было, потому что я не жалела денег на звонки маме, из автомата звонила и она знала о каждом моем шаге, а я о том, что происходит в Тель-Авиве. Бывало так, что заклинит монетка и почти час разговариваешь с мамой без оплаты, такое счастье. Кажется, обо всем переговорили, а все не наговоримся никак. «Стоит монетка?» — спрашивает мама. Говорю: «Наверное, специально для нас с тобой зацепилась». И хохочем. Прямо истерика от счастья.