После России

Конечно, в некотором смысле русофобия существует. И в связи с этим не могу понять истории, поднятой определенной частью нашего литературного спектра по поводу появления русофобских пассажей в публикациях В. Гроссмана и А. Синявского в журнале «Октябрь». Я сам категорически не принимаю взглядов этих авторов на русскую историю и русскую литературу, но периодическое издание по своему назначению обязано отражать не эстетическую или этическую тенденцию, а литературный процесс по возможности во всем его многообразии. Целиком не принимая, к примеру. «Прогулки с Пушкиным» и «В тени Гоголя» Синявского, я тем не менее поместил на страницах «Континента» положительные рецензии на обе книги (насколько я знаю, «Континент» оказался чуть ли не единственным русским журналом за рубежом, сделавшим это). Одно я мог бы пожелать редакторам, публикующим подобные вещи: соответствующе комментировать их. Хотя, каюсь, статью Синявского с его «Россией-сукой» я тоже не прокомментировал. А жаль. Себе в оправдание могу сказать только, что автор был тогда членом редколлегии нашего журнала.

Под книгами Пайпса или Янова подписались бы Розенберг и Геббельс. На Западе даже о последнем племени в Африке нельзя сказать, что они — рабы, о русских сказать можно. И мы. русские, спешим, кстати к нашей чести, сказать об этом первыми. Умеем мы о себе говорить горькие вещи. В моде хлесткие парадоксы наших классиков: «Черт меня дернул с умом и талантом родиться в России». «Нет ничего страшнее бунта, чем русский». А я хочу спросить, господа, назовите мне какой-нибудь бунт, который был бы осмысленным и не безобразным. Бунт есть бунт, и то, что здесь, во Франции, творилось во времена революции, не идет ни в какое сравнение с 1917 годом. Не надо красивых слов. Приводят пассажи Кюстина, но никто не знает, что спустя десять лет он же написал абсолютно «наоборотную» книгу. Марк Твен написал о Франции книгу пострашнее кюстиновской: Франция вообще не страна, французы не народ. Но почему-то французы все-таки не мерят свою историю по Марку Твену. Почему же мы должны под Кюстина мерить?! У нас своя история, мы народ молодой. Когда на Западе сложилась цивилизация, мы только грамоту получили. Да и потом, мы не просто народ — мы Америка византийского типа. На наших просторах переваривались массы, национальности, культуры, религии. Наши классики все, можно сказать, инородцы. В русском паспорте стояло не русский, а российский подданный.

Но доля правды в том, что говорят радетели «русскости», и серьезная доля, конечно, есть. Что же это такое нынче, русская деревня. «Волжская правда», партийная газета, пишет о том, что в трех часах езды от Москвы, в деревне, в колхозе, нет не только водопровода, нет колодцев. Вырыли жители три ямы, в одной моют машины, в другой — поят скот и стирают белье, в третьей — моются. Это что такое? Это конец XX века. До чего же доведена страна, до чего доведен именно русский народ?! Народ талантливый, у которого есть кому памятники ставить, от Владимира Соловьева до Варлама Шаламова.

Правда, со Столыпиным, который сейчас «на слуху в России», я бы не спешил. Это только кажется, что он панацея от всех бед. Возможно, осуществление его реформ привело бы к стабильности государства, возможно. Но отруба — это еще не самый главный выход. Вспоминаю свою беседу с Андреем Дмитриевичем Сахаровым. Он был у меня здесь, в Париже. Он мне сказал, что сейчас самое важное — это закон о земле. Вот примут его. и тогда все пойдет на лад. Я возразил: в Польше не было коллективизации, там земля принадлежит крестьянам, почему же ситуация та же самая? Значит, не выход, значит, все в комплексе должно решаться. Принимаю я это или не принимаю, но я должен вам сказать, самодержавие оторвалось от народа, не знало его нужд, отстало от исторического процесса. Николай II оказался неадекватен тому процессу, который начался в России. К сожалению, он был маленьким человеком, между прочим, хорошим человеком, глубоко порядочным. Как он вел себя в заключении, как умирал. Но в большой политике это был маленький рядовой человек. Он не соответствовал месту, которое, говоря по-современному, занимал. К этому выводу в конце концов и пришел в своем «Красном колесе» Солженицын. Да и исторические документы многое подтверждают. О чем он пишет в своем дневнике, имея под рукой государство с такой взрывной ситуацией? Что поел, что сказал этому, другому… Трагедия! И я не думаю, что столыпинские реформы были бы панацеей от всех бед. В конечном счете министр земледелия Российской империи А. В. Кривошеин продолжал их проводить. Здесь другое, здесь сошлись многие обстоятельства, причины, мотивы того, что произошло в России.

«Чиновники в рясах должны уйти»