После России

В 1936 году его «культурная миссия» по существу прекращается — Сергея Яковлевича бросают на борьбу с международным троцкизмом. Во всяком случае, есть подтверждение его участия в нашумевшей в ноябре 1936 года истории с похищением архивов Троцкого в Париже. Из парижского отделения Амстердамского международного института социальной истории исчезают несколько (по одной версии — пятнадцать, по другой — около сорока) пакетов, привезенных незадолго до того сыном Троцкого Седовым. Пакеты так и не удалось обнаружить — равно как и исполнителей акции.

А с конца того же 1936 года Эфрону поручено организовать слежку за Львом Седовым.

К тому, что подтвердили теперь материалы полицейских архивов Гуверовского института социальных проблем в Калифорнии, а также архивы нашего КГБ, присоединяется выразительный эпизод из воспоминаний Владимира Сосинского.

Давний и близкий знакомец семьи Эфронов, Сосинский работал во франко-славянской парижской типографии, находившейся на улице Менильмонтан. В типографии этой, в частности, набирался известный «Бюллетень оппозиции», редактируемый и издаваемый Троцким. В связи с чем туда нередко приезжал Седов, заправлявший в Париже всеми делами отца. И однажды Эфрон попросил разрешения у Сосинского — приехать в типографию тогда, когда там будет Седов, чтобы хоть издали взглянуть на сына знаменитого оппозиционера.

Просто из любопытства.

Сосинский сумел это организовать.

И Эфрон не только увидел Седова, но и попытался, изображая из себя журналиста, взять у него интервью. Однако потерпел фиаско — перед его носом закрыли дверь.

Можно догадаться, что по делам службы Сергею Яковлевичу необходимо было увидеть в лицо того, кого ему теперь предстояло «опекать». Это, впрочем, всего лишь предположение…

Наконец, еще одно. В воспоминаниях Дмитрия Сеземана упоминается поездка с матерью и отчимом в Норвегию, тоже в тридцать шестом году. Поездка была очередным поручением секретных советских служб — с целью проверить, где именно живет Лев Давидович.

Так вот: билеты для путешествия доставил им тот же Эфрон… Так, во всяком случае, утверждает Дмитрий Сеземан.

3

Первой из семьи вернулась на родину Ариадна. Можно уверенно предположить, что полученное ею от советских властей разрешение на въезд в СССР было, по сути своей, вознаграждением за безупречную службу отца — и аванс за будущую.

Аля незадолго до отъезда в СССР на берегу Сены

Но и сама Аля приложила к тому немало собственных усилий. К середине тридцатых годов она не только стала активисткой в «Союзе возвращения», но и сумела организовать при нем молодежную группу. И играла в ней видную — если не руководящую — роль.

К этому периоду относится сближение Ариадны с Верой Сувчинской, уже влившейся к тому времени в ряды сотрудниц советских спецслужб за границей. Сближение страшно огорчало Марину Ивановну, ибо Вера Александровна активно вовлекала в политику свою младшую подругу.

Вера Сувчинская

Отцовская увлеченность и энергия соединились в Ариадне с молодой восторженностью и безграничным идеализмом. «Туда, туда! Туда, где самая справедливая страна на свете!» — этот внутренний рефрен она слышала в себе все тридцатые годы. То был, конечно, пример отца, целиком вытеснивший в дочери прежний культ — матери. Тогда, раньше, звучало в душе скорее уж гётевское:

Dahin, dahin,

Wo die Zitronen bl"uhn! [17]

Теперь с поэзией было покончено.

(Ариадна к ней еще вернется. Тогда, когда уже не будет на земле ни отца, ни матери, ни брата. Ее языковой дар, взлелеянный Цветаевой, пригодится: она станет одной из самых блестящих переводчиц с французского — и успеет сделать немало.)

Проводы на Северном вокзале Парижа 16 марта 1937 года были радостными. Фотография запечатлела сияющую Алю и — это знаменательно! — куда-то за чужие спины затиснутую, почти ненужную здесь Цветаеву.

«Приданое» Ариадне собирал чуть не весь русский Париж. И еще долго в Москве она будет восхищать своих коллег по работе очаровательными, хотя и не чересчур аристократическими, французскими туалетами.

М. Н. Лебедева, М. И. Цветаева, Ирина Лебедева, Аля Эфрон, Мур. Сентябрь 1936 г.

Из Москвы в Париж вскоре полетели восторженные письма. Ариадне нравилось на родине решительно все. Ее умиляли любые подробности: мало автомобилей — это замечательно, кучи талого снега на улицах — как интересно! Домики цвета пастилы в районе Арбата — удивительно красиво! Можно сесть на скамейку на улице, читать или просто так разглядывать прохожих, и никто не начнет приставать к тебе со всякими глупостями.