Войдя в свою комнату, Роман не без удивления увидел происшедшие здесь перемены. Он понял, что Федор уже выбрался отсюда, и на месте его железной, скрипучей стояла красиво застланная, с высоким матрацем, увенчанная большой пуховой подушкой, никелированная кровать. Стол был покрыт белой скатертью с бахромой. На нем, вместо кривого осколка, перед которым они брились, стояло круглое зеркало. На тумбочке ровной стопочкой лежали книжки, на окне появился вазон-слезка, пол чисто вымыт. Даже кровать Романа была застлана заново. По всему было видно, что без женских рук здесь не обошлось. Роман снял шинель, сел за стол и, глядя в зеркало, подумал: кого еще сюда могли поселить?
А может, Сима Наумовна и Наум Моисеевич внесли сюда из своей комнаты кровать сына? Ведь они хозяева всего этого дома. Они же не возражали райисполкому, когда тот принял решение подселить к ним бывших партизан. Их единственный сын погиб на фронте. Извещение они получили, когда жили еще в Горьком.
Сима Наумовна уважала Романа, а Федора недолюбливала. Видимо, она и решила создать Роману этот уют. Она не раз говорила, что Роман чем-то напоминает ей сына. Бывало, заметит, что Роман голоден, и пригласит к себе, чайком угостит. Однажды Сима Наумовна даже в гости его пригласила, когда к ней из Москвы племянница Роза приезжала. Роза окончила юридический институт и теперь работает здесь в городе помощником прокурора, а живет где-то у другой своей тетки. Роза всего лишь на три года старше Романа, а уже высшее образование имеет. И Роман втайне завидовал ей, подсчитывал, сколько понадобится времени, чтобы и ему институт окончить. Проклятая война прервала учебу. Взрослый человек, а все еще в техникуме. Вот говорят, что война своеобразный университет. И все же, вступая в разговоры с людьми, имеющими институт за плечами, Роман чувствует себя не совсем уверенным, хотя особых открытий они для него не делали. Находясь в тылу врага, он выкраивал время для самообразования. У жителей деревень сохранились учебники по астрономии и биологии, истории и литературе. Но все это ему казалось далеким от настоящей науки, которую постигают молодые люди в Москве, Минске и других больших городах. Роза признавалась, что ей интересны рассуждения Романа. Встречались они здесь часто, но поговорить всерьез им довелось дважды.
Вдруг кто-то постучал в двери. Роман отодвинулся от зеркала и сказал:
— Войдите.
На пороге стояла Роза. Роман встал, поздоровался и спросил:
— Это вы у меня такой порядок навели?
— Как видите. Люблю порядок, чистоту.
— Хотите сказать, что я неаккуратный. Это только сегодня. Так случилось, что весь день пришлось проходить в рабочей одежде.
— Мне это не совсем понятно. Давайте лучше чаю попьем.
— Спасибо, я не голоден.
— Знаю, какие у вас припасы. Я без вашего разрешения и тумбочку проверила.
— Значит, убедились, что хлеб есть.
— А я сегодня по литеру хороший паек получила.
— А что такое литер?
— Это такая карточка, ответственным работникам выдают.
— Я сегодня тоже был в роли ответственного работника, вот только литера мне не дали.
— Нет, в самом деле, пойдемте, я приглашаю вас.
— Почему вы приглашаете, а не ваша тетя?
— Я перебираюсь сюда жить.— Она внимательно посмотрела на Романа и, только когда их взгляды встретились, отвела глаза в сторону.
Роман в первую минуту растерялся и не знал, что сказать. Как же это они будут жить вдвоем в одной комнате? Правда, в партизанах ему доводилось спать в одной землянке с женщинами. Но ведь тогда они находились в особых условиях, "А что, если Надя узнает об этом?" — Роман помрачнел.
— Вижу, вам не по душе, что я перехожу к Симе Наумовне? Не беспокойтесь, здесь всегда будет чисто и уютно. Не стыдно будет и девушку пригласить.
— Моя девушка сюда не пойдет.
— Молодой человек,— улыбнулась Роза,— неужели вы всерьез подумали, что я буду жить в одной с вами комнате? Это кровать моего двоюродного брата. Тетя попросила поставить ее к вам, если вы, конечно, не возражаете.
— Нет, нет, что вы,— с облегчением вздохнул Роман.— Я тоже подумал, что это кровать их сына.
— Давайте лучше поужинаем, а потом музыку послушаем. У меня патефон есть и много пластинок.
— О, музыку я люблю.
— Но ведь музыку, как говорится, на голодный желудок не слушают.
— Это правда. Извините, я переоденусь и приду.
Роза вышла.
"Что делать? — переодеваясь, думал Роман.— Надюша, милая, ты себе даже не представляешь, в каком я сегодня оказался положении, что вряд ли смогу об этом рассказать. А может, и расскажу. Так будет лучше, чем сама узнаешь".
Когда Роман вошел, на столе уже были расставлены тарелочки с тонко нарезанными ломтиками бекона, джем из апельсиновых долек, бутылка водки, пачка сигарет.
— Вот и отпразднуем новоселье моей племянничы,— с улыбкой сказала Сима Наумовна.
— Да, да,— подтвердил ее муж,— садись, Роман, чувствуй себя как дома.
Роман сел. Хозяйка налила всем по рюмке. Наум Моисеевич после первой же рюмки разговорился, сказал, что любит и уважает партизан, ненавидит фашистов и предателей, вспомнил погибшего сына, говорил о нем с душевной болью.