После смерча

— Идем мы как-то по улице, и вдруг мой Федор бросает меня и бежит куда-то в сторону. Смотрю, а он к той красавице, которой мы все завидовали, подбежал, поздоровался, руку ей поцеловал. У меня даже в глазах потемнело. Он меня зовет, а я повернулась и — домой. Боже мой, как я тогда переживала, сравнивая себя с ней. Ну почему я не родилась такой же красивой, как она? Тогда же и решила, что с Федором жить не буду. Пусть идет к этой королеве красоты. Я плакала, не находила себе места, и когда он вернулся домой, всердцах высказала ему все, что о нем думаю. Долго он убеждал меня, что она была вашей девушкой, что вы лучше его и что ему за вами никогда не угнаться. Я не верила, и только когда он назавтра сходил к бывшим вашим хозяевам, у которых вы жили на квартире, и принес оттуда фотокарточку, где вы сняты вместе с ней, я немного остыла, но тем не менее все равно порывалась написать вам письмо на адрес редакции. Отговорила меня одна знакомая учительница, которая работает вместе с Голубкой-Надей. Она рассказала, что Надя некогда действительно была влюблена в друга Федора, а вышла замуж за инженера, но уже давно разошлась с ним. После того мы всегда ее видели одну. Такой образ жизни одинокой женщины удивлял нас.

Скрипнула дверь, и в комнату вошел Федор. Увидев Романа, бросился к нему, и друзья застыли, крепко сжав друг друга в объятиях.

— Маша! Что же ты не предложила дорогому гостю раздеться? — Федор, широко улыбаясь, разглядывал Романа.

— Ой! У нас сразу завязался такой интересный разговор, что я и забыла о своих обязанностях хозяйки.

— Конечно же, о Голубке. Надеюсь, теперь-то ты окончательно убедилась, что не мне было ухаживать за нею?

— Да ладно тебе прибедняться, — улыбнулся Роман.

— Я всегда радовался, что такая замечательная девушка любит тебя. И что примечательно, когда бы мы с ней ни встречались, с лица ее мгновенно исчезала строгость и она, как-то стесняясь, однако довольно настойчиво всегда расспрашивала меня, не слышал ли я чего нового о тебе, о твоей жизни. Прочтя как-то в газете твое стихотворение, Надя расчувствовалась и сказала мне: «Неужели Роман счастлив? Такие люди, как он, обычно не бывают счастливыми. Теперь, когда я стала больше разбираться в жизни, стала глубже понимать и Романа. Он человек гордый, бескорыстный, с тонкой, отзывчивой душой. Но, как говорят педагоги, у него слишком неустойчивый, непостоянный, я бы сказала, взрывной характер. Его гордыню можно укротить: одно теплое, ласковое слово и возле тебя мягкий, добрый человек. Но стоит задеть его самолюбие, упрекнуть в чем-либо, как он тут же становится высокомерным и надменным. Как же хорошо я его знаю».

— Кажется, не так уж много времени прошло, а какими мы все философами стали, — задумчиво проговорил Роман. — Тогда мы были мечтателями, рисовали свою будущую жизнь в розовых красках. Но стоило лишь столкнуться с настоящей, невыдуманной жизнью, и все наши мечты растаяли, исчезли, «как сон, как утренний туман». И ты знай только поворачивайся, чтобы кто или что-либо, взятое тобой за образец, осталось с тобой, не растаяло, не исчезло. Я хорошо помню многое из своей тогдашней жизни. Было это в сорок четвертом. Мы с тобой получили награды и шли из штаба партизанского движения. Мы закончили войну, но что делать, как дальше жить, не знали. Ты был радостно возбужден, строил разные планы.

— Признаться, мне иной раз приходилось тяжело. В первый раз женился не по любви, ты ведь знаешь, — сказал Федор.

— Я не завидовал твоей женитьбе, даже был удивлен. Думал, что Маша не знает об этом, и все боялся проговориться. А где она теперь, твоя первая жена?

— Она оказалась легкомысленным, более того, нечестным человеком. Работала в том же техникуме, бухгалтером. Когда я ушел в плавание, заболел и умер наш ребенок. Она начала пить. Более того, залезла в государственную кассу. Судили ее. Отсидев срок, сюда больше не вернулась.

— Так сказать, печальный результат твоих розовых мечтаний.

— Ты не прав, Роман. Я думаю, что все, кто воевал, свою будущую семейную жизнь представляли только счастливой. Война не приучала людей к легкой жизни, а выкристаллизовывала, очищала, учила благородному отношению к женщине. Я имею в виду настоящих воинов…

— Федя, человек ведь с дороги, отдохнуть хочет, — как бы извиняясь, что помешала их разговору, заметила Маша.

— Умница ты моя, все правильно. Сейчас сбегаю в магазин.

— И я пойду с тобой, — сказал Роман.

— Да ты посиди, отдохни.

— Нет, пойду с тобой. Магазин же здесь, в вашем доме.

Когда они вышли, Роман сразу же, на лестничной площадке, сказал, что хочет обязательно повидаться с Надей.

— Сегодня? — Федор взглянул на часы. — Ну, что же, это можно устроить. Она еще в школе, и мы из магазина позвоним ей.

У Романа сразу дрогнуло сердце. О чем он будет говорить с ней при встрече? Нет-нет, он только посмотрит ей в глаза. Встретит ли она его взгляд, как когда-то? А может, она и вовсе не захочет с ним повидаться? Все эти мысли пронеслись у него в голове, пока Федор набирал номер.