Снова остановка. Нас остановили перед каким-то штабом. Я не знал, что произойдет дальше. Я не мог поверить своим глазам: женщина в красноармейской форме устремилась внутрь одного из зданий. Рядом со мной кто-то из моих товарищей предпринимал неимоверные усилия, чтобы хоть как-то согреть консервы. В консервных банках находилась уже готовая к употреблению еда. Я подумал, откуда у них пища. Мы уже много дней не видели таких вот банок. С терзаемыми голодом желудками мы смотрели, как другие едят. Я думал о вчерашнем вечере, когда мы поделили на 48 человек, включая меня, 4 килограмма хлеба, три четверти банки шока-колы и немного жира. К счастью, ночью Павеллек убил ютившуюся с нами в бункере кошку и приготовил ее. Каждый из моих верных товарищей получил сегодня утром по маленькому кусочку задней лапы животного. Рядом со мной какой-то артиллерийский фельдфебель склонился под тяжестью увесистого заплечного мешка. Как я заметил, мешок был полон свежего хрустящего хлеба. Откуда у этого солдата свежий хлеб? Стоявшие рядом солдаты попросили его поделиться. Он отказал. Ну что за пес! Ведь любой солдат знает о моральном долге делиться.
– А теперь вы дадите немного и другим! – велел я ему.
В мою сторону обернулась щекастая нахальная физиономия.
– Кто вы такой? Можете поцеловать мой зад!
Я вскипел внутри, но сумел взять себя в руки и отвернулся. Роттер стал выговаривать унтер-офицеру:
– Следи за своим поведением! Перед тобой капитан.
Уже направляясь прочь, я слышал его ответ:
– Мне плевать, мы теперь все военнопленные!
Мне было стыдно: никогда прежде мне не пришлось испытывать ничего подобного, и я никогда бы не поверил, что такое возможно.
Мы так стояли на месте уже примерно полтора часа. Процедура так называемого контроля проходила очень медленно. Те, кто ее прошел, кричали нам, что у нас отнимут все. Особенно привлекали охрану ценные вещи, такие как кольца, часы, авторучки и автоматические карандаши, а также зажигалки. У меня не было ничего, кроме наручных часов, да и тех я вот-вот должен был лишиться.
– Послушайте, мы должны попробовать пройти к остальным, минуя контроль, и как можно скорее.
Постоянно оглядываясь, мы должны были перебежать к группе, которую уже успели обыскать. Если нам удастся это, то и колонна отправится дальше быстрее. Как я успел обнаружить, все колонны с военнопленными, которые прошли процедуру обыска, отправлялись в сторону Городища практически без охраны.
Наш план сработал. Дождавшись подходящего момента, мы перебежали к другой группе пленных. А потом медленно, будто так и должно было быть, пошли дальше. Впереди нас снова отправлялась в путь группа из уже прошедших проверку пленных солдат, примерно около 300 человек. Мы поспешили присоединиться к ней. Слава богу, наконец мы двинулись вперед. Топтание на месте успело превратиться в настоящую пытку, особенно для меня, поскольку я был единственным, на ком были форменные сапоги вермахта. Лишь немногим из всей нашей компании повезло, и они были обуты в валенки.
Из-за плохого состояния дороги наша небольшая колонна дробилась и разделялась на группы. Один из солдат с легким ранением попытался сесть на проезжавшие мимо русские сани, но возница хлестнул его кнутом, и солдат упал. Какое-то время ему удавалось держаться на ногах, но потом силы оставили его, и он, потеряв сознание, рухнул на дорогу. Бывший санитар остался присматривать за несчастным.
Солнечный день был в полном разгаре. Было около полудня. Впереди показался поселок Городище. Со всех сторон в поселок тянулись длинные колонны пленных. Мы попытались сократить наш путь примерно на 500 метров, отправившись напрямик через изогнутый участок дороги, по которому успели пройти примерно метров четыреста. Лучше бы мы этого не делали! Как только сошли с дороги, отделившись от основной массы людей, нас тут же остановил на этом участке какой-то молодой лейтенант со своими людьми. Последовал тщательный обыск. Все, что ему понравилось или привлекло его внимание, у нас отобрали.
Я не переставал удивляться, что после нескольких обысков у нас все еще оставалось хоть что-то, что солдаты Красной армии находили полезным для себя. Что они на самом деле думали о нас? От каждого из военнопленных, у кого была фляга для воды, требовали предъявить ее. Лейтенант, размахивая пистолетом, кричал:
– Водка есть?
Его товарищи обнюхивали наши фляги. Тогда я понял, что единственное, что им было нужно, – это водка. Когда мы в последний раз видели спиртное? С тех пор прошло уже несколько недель. Наконец нас отпустили.