Во избежание недоразумений я должен начать с указания на то, по поводу чего мы с Тейлором сразу разошлись при нашей первой встрече в 1988 г. Это не вопрос о том, относятся ли гуманитарные и естественные науки к одному и тому же типу. Он настаивал на том, что это не так, а я, хотя и с долей скепсиса, склонен был с ним соглашаться. Однако мы резко расходились по вопросу о том, каким образом следует проводить разграничительную линию между этими науками. Я считал предлагаемый им способ вообще непригодным. Однако мое представление о том, чем его заменить, осталось чрезвычайно расплывчатым и неопределенным.
Чтобы сделать наши расхождения более конкретными, начну с простого варианта, который большинству из вас известен. С точки зрения Тейлора, человеческие действия представляют собой текст, написанный поведенческими знаками. Понимание деятельности, раскрытие значения поведения требует герменевтической интерпретации, а эта интерпретация, подчеркивает Тейлор, будет различной для разных культур, а иногда даже для разных индивидов. Вот эта особенность – интенциональность поведения – и отличает, по мнению Тейлора, изучение человеческой деятельности от изучения природных явлений. В своей классической статье, на которую я ссылался выше, он отмечает, например, что даже такие объекты, как горные породы или кристаллы снега, хотя и обладают упорядоченной структурой, не имеют значения и ничего не выражают. В той же статье он утверждает, что небеса являются одними и теми же для всех культур, скажем, как для японцев, так и для нас. Для изучения объектов такого рода, считает он, не требуется ничего похожего на герменевтическую интерпретацию. Если и можно сказать, что они имеют значение, то это значение будет одним и тем же для всех. Как он недавно выразился, они абсолютны и не зависят от наших интерпретаций.
Такая точка зрения ошибочна. Для обоснования своего мнения я также буду в качестве примера ссылаться на небеса. Этот пример я уже использовал для встречи в 1988 г. Возможно, он не стопроцентно убедительный, но благодаря простоте вполне подходит для краткого изложения.
Я не сравниваю и не могу сравнить наши небеса с небесами японцев, однако настаиваю: наши небеса отличаются от неба древних греков. Конкретизирую: мы и греки подразделяем небесные объекты на разные виды и разные категории. Наши классификации небесных объектов принципиально различны.
Греки подразделяли небесные объекты натри категории: звезды, планеты и метеоры. У нас есть категории с такими названиями, но то, что подразумевали под ними греки, очень сильно отличается оттого, что подразумеваем мы. Солнце и Луна входили в ту же категорию, что и Юпитер, Марс, Меркурий, Сатурн и Венера. Для них эти тела были похожи друг на друга и отличались от элементов категорий «звезда» и «метеор». С другой стороны, Млечный Путь, который для нас является совокупностью звезд, они зачисляли в ту же категорию, что и радугу, кольца вокруг Луны, звездопад и другие метеоры. Имеются и другие аналогичные классификационные различия. Объекты, похожие друг на друга в одной системе, оказываются непохожими в другой.
Со времен античной Греции классификация небесных объектов, образцы сходств и различий существенно изменились.
Я думаю, многие из вас захотят присоединиться к Чарлзу Тейлору и скажут мне, что налицо разница лишь в убеждениях относительно объектов, которые сами по себе остаются одними и теми же как для греков, так и для нас. Здесь не место серьезно рассматривать эту позицию. Но будь у меня больше времени, я, безусловно, попытался бы это сделать, и теперь хочу изложить хотя бы структуру моей аргументации.
Вот несколько пунктов, по которым мы с Чарлзом Тейлором согласны. Понятия – не важно, относятся они к природному или социальному миру, – являются достоянием сообществ (культур или субкультур). В любой данный момент времени они в значительной мере принимаются всеми членами сообщества и их передача от одного поколения следующему (иногда с некоторыми изменениями) играет ключевую роль в процессе, посредством которого сообщество готовит новых своих членов.
То, что я подразумеваю под «принятием понятия», пусть останется здесь неясным, однако я вместе с Тейлором категорически отвергаю позицию вечных стандартов. Усвоить некоторое понятие (планета, звезда, справедливость, торговля) не значит усвоить универсальное множество свойств, выражающих необходимые и достаточные условия применения этого понятия. Хотя человек, который понимает какое-то понятие, должен знать некоторые важные свойства объектов или ситуаций, подпадающих под него. Эти свойства могут варьироваться от одного индивида к другому, и ни одно из них не является необходимым для правильного применения понятия.
Таким образом, два человека могут иметь общее понятие, расходясь в убеждениях относительно свойств объектов или ситуаций, к которым оно применяется. Не думаю, что такое встречается часто, но в принципе это возможно.
Мы с Тейлором в значительной мере разделяем эти соображения. Однако начинаем расходиться во мнениях, когда он утверждает, что социальные понятия формируют мир, к которому их применяют, а естественнонаучные понятия этого не делают. Для него небеса не зависят от культуры, но я с этим не могу согласиться. Он мог бы сказать, что в то время как американец или европеец мог бы указать японцу на планеты или звезды, он не смог бы это сделать в отношении справедливости или торговли. Я возразил бы на это: указать можно только на индивидуальную экземплификацию понятия – на конкретную звезду или планету, на конкретный пример торговли или справедливости. И эти затруднения одинаковы как для природного, так и для социального мира.
Что касается социального мира, Тейлор сам привел аргументы для обоснования этих затруднений. Для природного мира основные аргументы были высказаны Дэвидом Уиггинсом в его работе «Самотождественность и субстанция» [187] . Для информативного указания на конкретную планету или звезду нужно иметь возможность указать на нее несколько раз, вновь и вновь выделяя один и тот же объект. А это нельзя сделать до тех пор, пока не усвоено видовое понятие, под которое подпадает данный объект.
Геспер и Фосфор являются одной и той же
Я действительно верю в некоторые (не все) абсурдные вещи, приписываемые мне. Небеса греков совершенно отличались от наших. По природе своей это различие такое же, как различие между социальными практиками разных культур, превосходно описанное Тейлором.
В обоих случаях различие коренится в концептуальных словарях. Нельзя установить между ними связь посредством чисто внешнего описания поведения. А при отсутствии словаря чисто внешнего описания любая попытка описать одно множество практик в концептуальном словаре другого множества практик ни к чему хорошему не приведет.
Это не означает, что при надлежащем терпении и соответствующих усилиях нельзя открыть категории другой культуры или нашего собственного прошлого. Однако это говорит о том, что здесь требуется открытие и герменевтическая интерпретация со стороны антрополога или историка.
В естественных науках, как и в гуманитарных, не существует нейтрального, не зависимого от культуры множества категорий, с помощью которого можно описывать совокупности объектов или действий.
Многие из вас уже давно поняли, что эти соображения воспроизводят то, что можно найти в «Структуре научных революций» и близких к этой работе сочинениях. Использованный мною пример – разрыв, отделяющий небеса древних греков от нашего неба – легко можно вывести из того, что раньше я назвал научной революцией. Ошибки и искажения, связанные с попытками описывать их небеса в концептуальном словаре, служащем для описания нашего неба, являются примером несоизмеримости. А потрясение, обусловленное заменой концептуальных очков, я не вполне адекватно описывал как перемещение в другой мир. Когда мы сталкиваемся с социальным миром другой культуры, подобное потрясение оказывается неизбежным. Мы можем и, по моему мнению, должны научиться точно так же относиться и к их природным мирам.