После свадьбы жили хорошо

И тут же — по другую сторону котлованов, рукой подать — сохранилась еще половина академического поселка. Разумеется, академики давно отсюда съехали, горные хижины теперь в запустении. Дыры зияют в черепичных крышах, повыбиты цветные стеклышки на террасах. А вон чья-то хижина лишилась забора: небось уже в печке истоплен забор, вылетел в трубу.

— Стой!.. — внезапно говорит Никита Иванович, на ходу вываливаясь из машины.

Гремя своей цепью, он перепрыгивает канаву и бежит к бульдозеру, который разворачивается на обочине. Утюжа площадку, бульдозер зацепил за деревянный столб с электропроводкой. На столбе свежая ссадина, он качается, играют, схлестываясь, провода и трясут мокрой бахромой.

Витьке сквозь боковое стекло видно, как Никита Иванович подбегает к бульдозеристу, показывает рукой на столб. Парнишка-бульдозерист тоже тычет рукой, показывает: вон куда гляди! На противоположной стороне, на откосе, уже воткнуты новые столбы. Бетонные, с лебедиными шеями.

Никита Иванович плюется, что-то втолковывает парнишке.

— Не дурак ли? — беззлобно спрашивает он, возвратясь к машине. — Ему что линия, что осветительный столб — все едино…

— Завтра повалит, — хмыкнув, говорит Витька.

— Пусть хоть до завтра люди спокойно доживут.

«Козел» едет мимо запущенных хижин, качается на дороге, заросшей гусиной травкой. Шум строительства утих, остался позади. Но теперь возникает какой-то другой шум, непонятный. Вдруг из хижин доносится яростный рев, его сменяет полная тишина, и опять — очумелый рев, крики, свистки…

— Футбол передают! — скривясь, поясняет Витька. — Вот зачем нас вызвали. Какому-то больному позарез нужен футбол в телевизоре. Иначе загнется…

Никита Иванович отворачивается, не отвечает Витьке. Конечно, можно бы сказать, что Витька четверть часа трепался на почте с девчонками, а за это время они бы успели съездить в поселок.

Или можно бы сказать о главном. Какая разница, телевизор у человека не работает, холодильник или утюг. Нету разницы. Просто свет должен гореть.

Иногда в холодильнике-то не колбаса хранится, а лекарство, без которого человек помрет. Но пусть даже одна колбаса напихана в холодильник. Все равно свет должен гореть нормально. Пускай люди включают телевизоры, и греются у рефлекторов, и зажигают настольные лампы, чтобы почитать.

Если можно устроить людям нормальную жизнь, так и надо ее устраивать.

Горная хижина, возле которой Витька притормаживает, окружена яблоневым садом. Видно, что владелец ее трудолюбив и заботлив: даже нынче, в неурожайный год, на макушках яблонь кое-где желтеют антоновки.

Вдоль забора посажены рябины. Ветер ободрал пригорелую листву, смел под забор, и теперь особенно бросаются в глаза плотно сжатые кисти ягод, от которых огрузли ветки, и вся земля под рябинами точно забрызгана кровью.

Калитка заперта, Никита Иванович нажимает пальцем звонок. В хижине гулко бухает собака, потом скрипит дверь. По садовой дорожке приближается девица в махровом халатике, застегнутом на одну пуговку.

Девица вся розовая, вся теплая, будто только что из постели. Волосы у нее не прибраны, тяжелой копной свалены на один бок. И от этой ее розовости, теплоты, незастегнутого халатика и наспех откинутых волос, от ее туманного взгляда с поволокой, от пухлых полузапекшихся губ веет таким откровенным зазывом, таким соблазном, что Никита Иванович покашливает и осторожно косится на Витьку.

Девица еще вдалеке, еще не приблизилась вплотную, и никакой запах, никакие телепатические волны еще не долетели за калитку, а уже контакт наступил. Уже ясно, что до смерти истосковалась девица, запертая в своем тереме, исстрадалась ее душа, истомилось ее тело розовое…

Господи, пронеси. Все это дурманное облако, в котором движется девица, все волны, все напряжение в тысячи вольт разрядится на Витьке.

— Монтеров вызывали? — хрипло спрашивает Витька за плечом Никиты Ивановича. И тот ощущает, как смыкается силовое поле, как уже потрескивают высоковольтные разряды.

На счастье, выскакивает из-за рябин владелец хижины. Он в драной зеленой рубахе, в брюках с подтяжками; в одной руке топор, в другой — курица без головы.

— Наконец-то! — кричит он. — Прибыли!.. Цельный день трезвоню! Цельный день без свету сижу, что это за порядки?!

Он плечом оттирает девицу от забора.

— Сейчас исправим, — говорит Никита Иванович.

— Где-то на столбах замыкание, в доме я все проверил! Зинаида, марш домой, простудишься! Идите, мужики, я вам растолкую… Идите за мной!

Девица медленно отступает по дорожке, и Витька, подобно лунатику, тоже медленно, автоматически вышагивает за нею.

— Сюда!! — рявкает владелец. — Эй, ты!.. Зинаида, прикрой дверь в доме!

Два столба прячутся среди яблонь. Разумеется, пьяные столбы, и пасынки у них давно сгнили. Никита Иванович толкает рукой столб, и тот кренится, и гитарным звоном откликаются провода, ударяясь о яблоневые сучья.

— Вот тебе и замыкание, — говорит Никита Иванович владельцу.

— Где?!

— Ветки-то мокрые. Дотронется — и замкнет… Ты обрезал бы чуток под линией.