После тяжелой продолжительной болезни. Время Николая II

«Солдатушки, бравы ребятушки, где же ваша слава?» Картина В. Серова, видевшего расправу собственными глазами

Правительство мечется, посылая населению сигналы противоположного свойства.

Одиннадцатого января генерал-губернатором мятежной столицы назначают грозного генерала Трепова, на которого за несколько дней перед тем покушался юный террорист (не попал). Шестнадцатого января в Варшаве солдаты грубо разгоняют многолюдную демонстрацию. Восемнадцатого января уходит в отставку мягкий министр внутренних дел Святополк-Мирский.

Все ждут железной руки и ежовых рукавиц.

Но забастовочное движение охватывает город за городом, губернию за губернией, и царь внезапно назначает новым руководителем внутриполитического ведомства не какого-нибудь держиморду, а вполне либерального Александра Булыгина. Для выяснения причин недовольства питерских рабочих учреждается комиссия.

Убийство великого князя Сергея Александровича. Журнал «Ле пти паризьен»

В обстановке всеобщей растерянности, когда никто не знает, чего ожидать и к чему готовиться, по режиму наносят ужасающий удар революционеры. 4 февраля член «Боевой организации» Каляев взрывает царского дядю Сергея Александровича, многолетнего московского генерал-губернатора, одного из столпов реакции.

Убийство старшего члена императорской фамилии в Кремле, где короновались цари, чрезвычайно электризовало и без того нервную ситуацию. Ультраправая газета «Русское дело» пишет: «Всё, что жаждет ниспровержения существующего строя, подняло голову, как никогда, и громко торжествует победу».

Наверху начались панические судороги – никак иначе нельзя назвать два взаимоисключающих постановления Николая, выпущенные одновременно: манифест об «искоренении крамолы» и рескрипт Булыгину о подготовке выборов в Думу. Весть о том, что в России наконец появится парламент, превратила прежнюю «крамолу» в совершенно легальный род занятий.

Пока Общество митингует и самоорганизуется, спорит о том, достаточно ли будет ограничиться конституционной монархией, ширится забастовочное движение, во многих сельских местностях бунтуют крестьяне, марксисты обсуждают вооруженное восстание, эсеры и анархисты устраивают новые теракты.

Летом беспорядки достигают нового, еще более высокого градуса: начинаются мятежи в вооруженных силах.

В июне взбунтовались матросы броненосца «Князь Потемкин-Таврический». Осенью произойдут восстания в Кронштадте и на крейсере «Очаков».

Это пока единичные эксцессы, однако в октябре антиправительственное движение обретает массовый и при этом скоординированный характер. Всеобщая железнодорожная забастовка, парализовавшая страну, перерастает во всероссийскую стачку, в которой участвует полтора миллиона человек.

В этой обстановке 17 октября выходит манифест «Об усовершенствовании государственного порядка», предоставляющий россиянам все базовые демократические права: личности, совести, слова, собраний и политической деятельности. В исторической литературе преобладает мнение, что со стороны правительства это был акт слабости, приведший к еще большему подъему революционной активности. Но произошло нечто противоположное. Получив всё то, чего оно так долго и упорно добивалось, Общество (где, напомню, тон задавали либералы) перенастроилось на «мирную борьбу» с режимом.

Поэтому всеобщая стачка закончилась, а вооруженное восстание в Москве, самом сердце России, так и осталось единственным эпизодом революционной войны.