После тяжелой продолжительной болезни. Время Николая II

Ослабление зависимости от государства, от необходимости ему служить побуждало вольнодумцев критически пересматривать привычную идеологию. А что такого уж великого в Государстве? Почему его интересы важнее достойной жизни?

Установление единых для всех законов (судебная реформа 1860-х годов) нанесло удар по всесилию исполнительной власти. Судебная власть конкурировала с административной, что для «ордынской» модели совершенно невозможно.

Всякое нарушение единоначалия в условиях гигантской страны приводило к шатанию и разброду.

Н. Эйдельман писал: «Есть, очевидно, два способа управления такими территориями: первый – когда большую роль играет местное самоуправление, выбранное населением и отчасти контролируемое из центра. Один из создателей США, Томас Джефферсон, писал: “Наша страна слишком велика для того, чтобы всеми ее делами ведало одно правительство”. Второй способ – централизаторский: сверху донизу всеведущая административная власть, которая подавляет всяческое самоуправление».

Любой средний путь не работает, он разрушителен, а государственные и общественные лидеры предреволюционной России именно этим и занимались: искали средний путь – одни сверху, другие снизу.

Трагический парадокс российской жизни конца девятнадцатого – начала двадцатого века заключается в том, что демонтаж самодержавной диктатуры представлял для страны не меньшую опасность, чем сама диктатура.

Изнутри государство погубили два фактора: архаичность государственной конструкции и усилия лучших (без преувеличения лучших) людей того времени от этой архаичности избавиться.

Вот почему данный раздел состоит из двух больших глав. Одна посвящена людям, которые руководили государством и не спасли его; другая – борьбе между правительством и Обществом. (Когда я пишу это слово с большой буквы, имеется в виду не всё население страны, а его политически активная часть.)

Главным полем сражения был вопрос о самодержавии, то есть о том, какой должна быть власть в России – сверхцентрализованной или разделенной с Обществом.

Самодержавие плохо справлялось с управлением, но всячески отталкивало Общество, которое упорно пыталось ухватиться за руль. Автомобиль под названием «Россия» несся всё быстрее, вилял от обочины к обочине и в конце концов, на крутом повороте, полетел под откос.

Самодержец и самодержавие

«Индифферент-оптимист»

Начнем с носителя верховной власти – Николая Александровича Романова.

Очень многие пытались дать характеристику этому исторически важному персонажу. По большей части эти характеристики развернуты и многословны. Самую лаконичную и точную формулу, пожалуй, вывел один из придворных, князь Николай Оболенский, близко знавший императора: «Государь по натуре индифферент-оптимист. Такие лица ощущают чувство страха, только когда гроза перед глазами, и, как только она отодвигается за ближайшую дверь, оно мигом проходит». Именно это качество – фаталистская вера в то, что всё как-нибудь устроится, что Господь придет на помощь Своему помазаннику и спасет его, – дает ключ к пониманию многих поступков правителя.

Министров подобный ни на чем не основанный оптимизм бесил, историков приводил в недоумение, на самом же деле это была совершенно естественная и, пожалуй, психологически единственно возможная защитная реакция абсолютно ординарного человека на ту исключительную ситуацию, в которую поставила его судьба. Когда ум не в состоянии справиться с объемом и сложностью обрушенных на него задач, приходится уповать только на Бога. Протопресвитер Г. Шавельский пишет, что Николай как-то признался: «Я стараюсь ни над чем серьёзно не задумываться – иначе я давно был бы в гробу».

Дело не в том, что царь обладал очень средними интеллектуальными способностями и вообще был натурой неяркой. К концу XIX века государство превратилось в такой сложный агрегат, что никакой гений в одиночку не смог бы им управлять. Нагрузка самодержца была совершенно невозможной. Времена, когда претенденты брали престол с боем и затевали перевороты, остались в далеком прошлом. Последним царем, рвавшимся к власти, был Павел. Уже его сын Александр мечтал о том, чтобы отказаться от престола и жить частной жизнью. Все последующие государи, даже динамичный Николай I, считали корону тяжким бременем и, если б существовал выбор, с радостью от нее отказались бы.