После того как ты ушел

Несколько мгновений он не отрываясь смотрел на нее. Потом его взгляд переместился с головы на ее ноги. В слепящем свете его испытующего взора Эвелин почувствовала себя расфуфыренной куклой, вырядившейся в вельветовые темно-красные бриджи и черные сапожки со стразами от начинающего дизайнера Джимми Шу, которые купила во время субботней распродажи на Ливерпуль-стрит. Грабли Эдди были перепачканы землей, с которой он возился, а рядом со стожком свежескошенной травы стояла газонокосилка. Несмотря на то что Эвелин еще не оправилась от шока, ее способность подмечать мелкие детали, пожалуй, лишь обострилась.

Он совсем не изменился. Не то чтобы она рассчитывала, что это произойдет за те пятнадцать лет, которые прошли с того момента, как она видела его в последний раз на концерте Долговязого Джона Болдри в танцевальном зале «Мэйфэйр».

– А ты хорошо выглядишь, – пробормотал Эдди, явно пребывая в восторге и смятении оттого, что ее видит. – Собственно говоря, даже отлично. – Он негромко рассмеялся, и только тогда Эвелин сообразила, что он потрясен встречей ничуть не меньше, чем она.

Комплимент пришелся ей по душе, хоть Эвелин и постаралась ничем не выдать своего удовольствия. Эдди оставался привлекательным мужчиной; точнее, привнес в это определение новые краски. Он был полной противоположностью Марка – тот был среднего роста, с тонкими ручками и ножками и поразительно бледным лицом; казалось, его наспех состряпали из пачки сигарет. Эдди сохранил густую черную шевелюру, его глаза были похожи на сапфиры. Впрочем, он всегда излучал обаяние, которое нельзя было объяснить исключительно приятной внешностью. Эвелин скорее ощущала это, чем видела. Правда, она не могла описать это свойство его натуры – ни тогда, много лет назад, ни сейчас.

– Ты тоже остался прежним, Эдди. Просто я… – Эвелин нервно рассмеялась. – Даже не знаю, что… Я думала, что ты работаешь на верфи, а встретила тебя в саду у своей матери… Ты садовник?

Все это не имело никакого смысла. Ни разу во время телефонных бесед ее мать не проговорилась. Немыслимо.

Эвелин вдруг почувствовала себя игрушкой в чужих руках. Это было так похоже на ее мать – та, несомненно, испытывала удовольствие, представляя, как однажды они с Эдди встретятся – благодаря ей. И сейчас Эвелин не сомневалась: мама смотрит на них с небес и наслаждается этим зрелищем.

Эдди сохранял невозмутимость.

– На самом деле я действительно работал на верфи. Но она временно закрылась, и я решил подыскать что-нибудь другое.

«Какая жалость, что сейчас не лето. Тогда ты бы непременно встретилась с Эдди». В ушах у Эвелин снова зазвучали слова матери (она умирала от рака, и дочь приехала зимой, чтобы ухаживать за ней). Это сопровождалось характерным подмигиванием и тычком. Тем не менее Эвелин не смогла сложить два и два. Если бы она откладывала по монетке за каждого Эдди, которого знала, у нее набрался бы целый кувшин денег…

Оба умолкли, не зная, о чем говорить дальше.

И тогда Эвелин вдруг снова рассмеялась. Не потому, что ей было так уж весело, а лишь из-за того, что она так и не смогла оправиться от изумления.

– Послушай, мне надо отнести свои покупки.

Только сейчас она вспомнила о пакете, который грозил вот-вот разорваться окончательно. Неверными шагами Эвелин направилась к двери, забыв, куда подевала ключ. На нее лавиной обрушились воспоминания о том, как они с Эдди познакомились – на свадьбе, идти на которую она даже не собиралась, – и ей нужно было успокоиться, потому что прошлое грозило ее захлестнуть.

– Я могу тебе помочь? – спросил Эдди.

Эвелин покачала головой и принялась рыться в кармане, другой рукой удерживая злосчастный пакет, который расползался по швам. Она чувствовала на себе взгляд Эдди; ей вспомнилось, как они танцевали и он положил ладонь ей на талию. Тогда она еще долго ощущала прикосновение его пальцев – даже после того, как он убрал руку.

– Мне очень жаль, что твоя мама умерла, – сказал Эдди.

Эвелин не попала ключом в замочную скважину. Она нечасто чувствовала себя польщенной, когда на нее смотрели мужчины. Точнее, подобное чувство было ей совершенно незнакомо.

– Миссис Коутс была хорошей женщиной. Мы частенько с ней болтали.

Эвелин торопливо кивнула. Она была еще не готова разговаривать о своей матери. Утрата была слишком свежа… И уж конечно, Эвелин не желала вспоминать о том, как они болтали с глазу на глаз. Она до сих пор не смирилась с тем, что ее мать заварила всю эту кашу. Мама всегда считала, что Марк ей не походит. Говорила, что он слишком уж уравновешенный и зрелый. Кроме того, мать никогда не питала особого уважения к тем, кто целые дни проводит в офисе. Настоящие мужчины должны работать руками, как отец Эвелин. И не имело значения, что буквально всем, что у нее было, Эвелин была обязана тому же Марку, к которому с таким пренебрежением относилась ее мать. Собственно, дочь частенько спорила с ней по этому поводу, но переубедить так и не смогла.

Наконец Эвелин открыла замок, и Эдди подошел к ней вплотную.

– Если хочешь знать, я удивлен нашей встречей ничуть не меньше тебя, – признался он.