После вас с пистолетом

У дверей квартиры Лоретта вручила мне ключ — терпеть не могу дам, которые делают вид, будто способны открыть дверь без посторонней помощи, — и встала в такой позицьи, что мне пришлось бы прижаться к ней едва не вплотную, чтобы дотянуться до замочной скважины. Ее огромные фиалковые глаза искательно глазели на меня, сочась вышеупомянутыми непролитыми слезами, губы трепетали боязливым тремоло — короче, она бесконечно малыми приращениями выделяла все те сигналы, кои должны подсказать малому, что девица желает оказаться поцелованной, причем — незамедлительно. Я взялся за эту задачу с энтузиазмом. Лоретте такое удавалось хорошо. Когда ее дыхание участилось, я отыскал скважину, и, по-прежнему замкнутые в объятьях друг друга, мы фокстротом вступили в квартиру. Фатера оказалась роскошной — всюду цветы, а над всей прочей обстановкой превалировала чудовищных размеров софа, подтянутая поближе к пылающему в камине живому огню. Лоретта на миг исчезла и вернулась босиком с бутылкой «Арманьяка» и двумя бокалами. Не помню, каким был «Арманьяк», — меня заворожили ее идеально вылепленные мизинчики на ногах, которыми она покручивала перед пламенем.

В порядке затравки для разговора я неуклюже отметил, дескать, широко известно, что это — вернейший способ обморозить пальцы, на что она необъяснимым манером расхохоталась. После чего неистово рухнула на меня. Рты наши встретились и сомкнулись со всей безмозглой решимостью пары стержневых магнитов. Минуту или две — а может, и все три — не было слышно ничего опричь чавканья, коим всегда сопровождается сосание лиц, треска поленьев в камине и пчелиного жужжанья определенных застежек-«молний». (Ежели когда-либо стремительный рост цен на шантаж вынудит меня написать мемуары, я полон решимости озаглавить их «Молниеносная моя погибель».)

Как вдруг, едва стало избыточно ясно, что Лоретта любезно рассчитывает, что я коварно ею воспользуюсь, я, виновато вздрогнув, выпутался из ее объятий. Не молодой ли я муж? Не влюблен ли я в свою молодую жену Иоанну? Ответы были: «Определенно» и «По всей видимости» — именно в такой последовательности. Мне было велено «подобраться к ней поближе» — но не выхожу ль я за пределы? Лоретта томно показывала мне, что некими своими деталями анатомии за некие пределы я уже вышел, если вы мне простите некую вульгарность, но — лишь на этот раз.

— Послушайте, э, дорогая моя, — проблеял я. — Мне в голову только что пришла ужаснейшая мысль.

— Все в порядке, — промурлыкала она. — Я утром приняла пилюлю.

— Нет-нет-нет, я не об этом; а я о том, что абсолютно пообещал телефонировать своему, э, деловому управляющему до… — я украдкой метнул взгляд на часы, — …до полуночи. Он летит во Франкфурт или какое-то подобное место с первым лучом зари. Не мог бы я воспользоваться?..

— Скорее, — ответила она, передавая мне телефонный аппарат. Я набрал номер. Ответил милый и сдержанный голос Иоанны. Призвав на подмогу все ржавые остатки немецкого языка, что я только мог припомнить, я гортанно обратился к ней:

— Ах, херр, эр, Иоганн! Хиер ист Чарли Маккабряй!

— Солнышко, ты уже пьян?

— Найн, найн, — вскричал я, продолжая применять тевтонское наречие. — Не понимайт ли вы германски?

— Ну, разумеется, Чарли-дорогуша, понимаю. Твой немецкий несколько отличается от моего, но, думаю, что-то разобрать я смогу.

— Гут. Понимание есть все, что нужно будет мне. Здесь есть что-нибудь о маленькой трудности. Для завладения уверенностью нашего друга выглядит необходимым, чтобы в постель я взять ее был должен. Что делать мне? Халло? Халло? Не слышь ли ты меня?

— Слышу, дорогуша. Ты хочешь сказать, что тебе нужна «зеленая карта»[60]?

— Что это есть? Ах, йа, теперь я понимайт.

— Ну что ж, ладно — но лишь на этот раз. Но, Чарли…

— Йа, херр Йоганн?

— Тебе не должно это понравиться.

— Найн, херр Йоганн. Гутен нахт.

— Ой, и вот еще что, Чарли?

— Йа?

— Оставь немного на потом, хм?

— Цу бефель[61], херр Йоганн, — ответил я. Стерев вороватую бусинку пота с чела, я повесил трубку. А обернувшись к Лоретте, произнес: — Извините, дорогуша. Безумно важное дело. Я уверен, вы понимаете.

— Naturlich, — ответила она с ледяной сладостью в голосе. — Es Scheint mir dass du versucht hast von deiner Frau eine Freischute zu bekommen, und ich kann mir auch denken für was.

— Что что что? — осмысленно переспросил я.

— Я говорю, она разрешила вам потрахаться?

Ох батюшки, ох боженька, подумал я. В трубку, черт бы ее побрал, я назвал свое настоящее имя.

— Хо-хо, — произнес я вслух с хитрецой и, за неимением более разумных слов или действий, заключил ее в объятия и страстно облобызал. Она уже застегнула «молнии» — опять мне вкалывать, — но персты мои ухватились за вытяжной трос.

И тут Лоретта встала.

— Спокойной ночи, дорогой мой, — сказала она.

— Как это — «спокойной ночи»?

— Ну, видимо, так, как оно примерно есть, — спокойной ночи.

— Но но но…

— Да, было бы очень весело, но я собираюсь жить и дальше.

— Э?