После войны

— Эй, огневик! — вдруг раздался зычный голос с характерным акцентом со стороны плетня. — Иди сюда, не обижу!

— Уж лучше вы к нам, — не растерялся я и принялся прогреваться. Сигнальная сеть у него какая-то тут была, что ли? Которую я не заметил. Или возмущения магического поля засёк; я ж так и шёл, закрытый заклинанием, чтобы не намокнуть. — А уж я тебя встречу, — пробормотал я себе под нос.

Несколько секунд стояла тишина, потом тот же голос ответил:

— Не доверяешь, стало быть? Да, я бы тоже не доверял. В общем, так. Клянусь, что ни я, ни кто-то из обитателей этой деревни, ни по моей, ни по своей инициативе не причинит тебе никакого вреда, не будет чинить препятствий к твоему свободному перемещению по деревне, по болотам и в выходе за их пределы. Силой своей клянусь. И бессмертием.

Я, было, собрался ответить ему в издевательском тоне, но не успел; со стороны деревни сверкнула яркая вспышка, а по небу прокатился раскат грома. Вот это номер. Клятву доманского офицера приняли наши боги?!

— Ну, что ты мнёшься, как девица красная? А, да ладно, стой где стоишь, сейчас сам подойду, — крикнул мой невидимый собеседник, пока я раздумывал. Я окончательно растерялся: события развивались по крайне неожиданному сценарию. Лучше всё-таки не торопить их, и подождать.

Постепенно я разглядел открыто приближающегося человека; вернее, не-мёртвого, характерной силой от него тянуло издалека. Он ворчал что-то себе под нос, ругался, прыгая с кочки на кочку и придирчиво выбирая тропу. Не ошибся с кочкой, к сожалению, ни разу.

Пока незнакомец добрался до островка, на котором я стоял, я успел разглядеть его сквозь туман, который здесь, возле деревни, был ощутимо реже.

Щеголеватые офицерские сапоги из состава формы СС, весьма поношенные, за которыми явно тщательно ухаживали, настолько дико сочетались с портками и косовороткой из домотканого полотна, что у меня руки опустились при виде этой картины. Над тканевой повязкой, закрывающей глаза, торчал белобрысый лохматый чуб. Уже почти добравшись до меня, он вдруг остановился, ругнулся на родном языке и принялся снимать повязку. Разобравшись с ней, сделал оставшиеся несколько шагов и с удовольствием ступил на сухую землю.

— Мешается, — пожаловался он, кивнув на повязку. — А без неё от меня люди шарахаются. Правда, они и с ней шарахаются, но без фанатизма. Ну, да их можно понять. Вот ты, кадровый офицер, и то спокойно смотреть не можешь, что с них-то взять? — лич пожал плечами. На вид ему было лет двадцать, вряд ли больше, и при жизни это был весьма обаятельный паренёк с живой улыбкой, но характерный зелёный светящийся дымок в пустых глазницах существенно портил картину. — Генрих Карл Фельдштейн, заочно приговорённый к развоплощению за дезертирство, — с улыбкой отрапортовал он, протягивая правую ладонь. Я растерянно ответил на рукопожатие. Такого сюжета я точно не подозревал.

— Илан Стахов, гвардии обермастер.

Он присвистнул.

— Вот это птицу ко мне занесло! Ты не подумай чего, Илан, — вдруг виновато пожал плечами он. — Я давно дезертировал, ещё когда наступали во всю. Я ж не военный, я по научной части; это мне для порядка чин дали. Пойдём, посидим, поговорим нормально, что мы как эти две ёлки посреди болота? — не выдержал он. — Да что ты, боишься что ли? Я вроде старался клятву так давать, чтобы не докопался.

— Не боюсь, неожиданно просто, — честно признался я, пристально разглядывая лича. — А вот тебе не страшно? Я же клятву не давал.

— А ты и не сможешь мне тут ничего сделать, — фыркнул он. — Я тут охранную систему полгода строил.

— И где она? — полюбопытствовал я. Интересно, он блефует, или действительно я что-то не вижу? С другой стороны, зачем ему врать, в случае чего я ведь всё равно попробую.

— Везде, — беспечно пожал плечами лич. — В воздухе, в болоте. Дело, конечно, трудное, но надёжное.

— Что-то не очень его ваши применяли.

— А это потому что я дезертировал, — рассмеялся он. Общаясь с этим не-мёртвым, приходилось постоянно себе напоминать о его природе. Он настолько не походил на абсолютно всю нежить, виденную мной ранее, что от этого становилось неуютно. — Моя личная разработка, я её тогда только начинал.

— А почему ты дезертировал? — полюбопытствовал я.

— Не люблю я всю эту военщину, — поморщился лич. — Когда войны нет ещё ничего, форма красивая, порядок опять же. А тут… Я когда посмотрел, что эти твари немёртвые делают, не поверишь — запил! На неделю в запой ушёл, хотя вроде до этого не употреблял. А как протрезвел, понял, что находиться среди них больше не могу, и сбежал. Поначалу, конечно, трудно было; а потом повезло, сюда занесло. Я тут спокойно свои разработки все и закончил.

Мы добрались до плетня, над которым гроздью нависали жители деревни, шушукаясь и подозрительно глядя на меня.

— Это свой, — махнул рукой Генрих. — Мой личный друг, так что прошу любить и жаловать!