Но начальник понял и так. Он смотрел на Хурмата, пряча улыбку: так вот оно откуда все идет! Вот почему рядовой первого года службы Хурмат Миракбаев так старателен на занятиях, особенно по огневой подготовке, на тренировках по бегу.
— Ладно, — сказал начальник. — Так что ты хочешь?
— Я хочу ловить Янги.
— Идет! — сказал начальник. — Это я тебе обещаю.
…Было уже совсем темно, когда Хурмат возвратился из наряда на заставу. Поужинав, он лег на койку.
По тревоге он был готов одним из первых, и ему стало горько, когда начальник, объясняя обстановку, сообщил, что по следу уже идет со своей Ракетой командир отделения сержант Лодыга, а он, Хурмат, остается при начальнике в резерве. Лодыга хороший командир и настоящий товарищ, терпеливо учивший их с Альфой понимать друг друга, но все-таки лучше бы Лодыге быть в резерве, а ему идти по следу. Должно быть, Хурмат глядел на начальника очень обиженно, и тот, поймав взгляд солдата, сказал ему:
— Помню… Жди…
И, потрогав нос, приказал Хурмату и рядовому Киселькову садиться с Альфой в «газик». Затем сел сам, и они поехали на фланг, на шестой километр. Там они постояли, пока начальник, опустившись на корточки у розетки, вызывал то «Чайку», то «Гагару», то опять «Чайку». Пустыня остывала в величественном молчании под червленным звездами небом. Альфа дремала, вздрагивая свесившейся с сиденья тяжелой лапой. Хурмат боролся с нетерпеливым желанием вскочить и бежать вперед.
Наконец начальник оторвался от трубки и сказал водителю Сашке:
— Теперь давай к Камням, сколько пробьемся.
Взвывал, барахлил, чихал мотор, «газик» кренило и бросало по барханам, по камням. Альфа недовольно дрыгала ушами, твердо упиралась лапами в живот, в колени Хурмата, и казалось, что этому не будет конца. Потом «газик» стал, вычихнув напоследок все, что мог. Потом еще немного шли, пока не наткнулись на Лодыгу. От него несло жаром и по́том; мокрый завиток волос свисал со лба. С высунутого языка Ракеты падали в черный песок капли.
— Все! — сказал Лодыга звонким от досады и злости голосом. — Потеряли к черту! — И спохватился — не доложил.
— Ладно, Лодыга, — сказал начальник. — Ты пробежал немало.
Потом повернулся к Хурмату:
— Ищи, друг. И жми. Следом будет наряд.
Лодыга вынул флягу с водой, открыл, запрокинулся жадно и вдруг отнял от губ, не глотнув, протянул Хурмату:
— Держи. Одной фляги Альфе ненадолго хватит.
— Пей, сержант, — сказал начальник. — Я для них запасную взял…
Свежая Альфа бойко ходила кругами и вдруг твердо, напористо потянула к северу.
У Хурмата захватило дух; он совсем забыл, он и не видел, как сгинули во мраке за его спиной начальник, Лодыга, Сашка. И не сразу заметил, что рядом дышит Кисельков.
Бежали уже два часа.
Кисельков, не умевший бегать и дышать так, как тренированный Хурмат, временами отставал, но нагонял снова, когда у Альфы выходила заминка. Пока темно, только на нее и можно положиться.
А когда рассвело и кое-где на песке проступили следы, Хурмат понял, что там, впереди, идет не один. Идут двое, ступая след в след.
Солнце только взошло; тень Альфы, то змеящаяся по песку, то ломающаяся по камням, была еще совсем длинной, а становилось уже жарко. Собака все чаще просила пить. Одну флягу Хурмат уже бросил; пустой звук металла по песку тревожно резанул его ухо. Хотелось пить и самому, но он берег запасную флягу для Альфы. Кисельков отстал, его не было видно. Да и Хурмату уже не хватало дыхания.
— Давай, Альфа! Ты совсем хорошая, Альфа… — шептал Хурмат, словно в бреду.
Песок все быстрее бежал назад под их ногами. Нестерпимо блестящая водяная гладь миража вставала впереди, приближаясь.
И вдруг Хурмат стал: мираж не уходил. Он лежал у самых ног полосой сухой соли, за который распростерся зеркальный — настоящий! — лиман. Прошуршав лапами по соли, Альфа жадно лизнула рассол и даже взвизгнула от злости и разочарования. Хурмат вспомнил, что видел на карте глубоко в тылу пунктиры сухих, иногда наполняющихся водой лиманов.
Этот лиман тянулся метров на четыреста влево и настолько же вправо. Обходить — потерять все, что выиграли. Они с Альфой выигрывают два раза по стольку, потому что те обходили лиман.
Хурмат сбросил сапоги — Кисельков подберет, — вошел в удушливо теплую воду. Шагов через десять поплыл, работая одной рукой, другой высоко вскинул автомат. Тяжелая, плотная вода выталкивала наверх, а передвигаться в ней было трудно. Вот и пригодилась его ежедневная тренировка в маленьком, вырытом солдатами заставы бассейне, хоть и посмеивались над ним и даже в «стенной» нарисовали — живот в воде, руки на стенках: «Хурмат тренируется…» Рядом плыла Альфа, брезгливо вскинув морду, распластав по воде хвост.