После войны

Солдаты больше не сказали друг другу ни слова. В двух километрах от заставы дорога резко сворачивала вправо. Солдаты пошли лугом. Трава на лугу была некошеная, густая; половина ее полегла, перепуталась с той, что стояла. Солдаты не прошли по лугу и ста шагов, а штаны их почернели на коленках от росы, выпавшей к рассвету. Когда миновали луг, начались высокие заросли камыша. Теперь они шли узкой, едва заметной тропой, проложенной в камышах. Под ногами зачавкало, стали попадаться растопыренные черные коряги. В камышах стоял монотонный гул мошкары.

Силантьев шел следом за Поповым, держа винтовку в руках. Когда под его ногами чавкало слишком громко или трещал камыш, Попов оглядывался и, зло скаля ровные широкие зубы, молча и укоризненно качал головой. Так они добрались до указанного им места, и как раз тогда взошло солнце. По-прежнему не говоря друг другу ни слова, солдаты легли на примятый камыш. Он здесь совсем поредел, и им были хорошо видны берег озера, деревня, лодка у берега и желтая дорога, взбегавшая, извиваясь среди толстых ив, на холм, где стояла большая белая церковь.

Так молча они пролежали несколько часов, наблюдая за местностью. Деревня, берег, озеро, лодка, дорога, убегающая на холм, лежали по ту сторону границы, в другом государстве.

Было тихо. Ясное утро начиналось над землей. В деревне затопили печи. Дым из труб потянулся к небу. То и дело разноголосо во всех концах деревни пели петухи. Потом по дороге с холма от церкви пропылила телега. Парой гнедых лошадей правил крестьянин, подпоясанный широким красным кушаком, в широкополой темной шляпе-грибе.

Солнце поднималось все выше и выше. В деревне из труб перестал идти дым. На солдатах уже высохла промокшая одежда. Силантьевым постепенно одолевала дремота. Чтобы отогнать ее, он стал поворачиваться с боку на бок. Попов сердито дернул его за рукав. Силантьев оглянулся на него, но Попов смотрел уже в другую сторону.

Из деревни вышла женщина и вдоль берега направилась к тому месту, где лежали солдаты. В руках у нее был серп и пустой мешок. Невдалеке от границы она положила мешок на землю и стала жать осоку, выбирая траву посвежее. Жала она не спеша, поглядывая в сторону границы, носила траву охапками к мешку. Набив его, женщина с мешком на спине легко, почти не сгибаясь, пошла к деревне. Солдаты наблюдали за ней до тех пор, пока она не скрылась на деревенской улице. Им пора было возвращаться на заставу, они поднялись и, пригибаясь, тихо тронулись обратно. Заговорили только выйдя на дорогу.

— Чудно́! — сказал Силантьев. — Видал, как она поглядывала в нашу сторону?

— Видал? — передразнил Попов. — Ясно, видал. Почти час жала мешок осоки.

— Я и то думаю: разве у них другого места нет, где осока?

— У каждого свое на уме. Наше дело с тобой посматривать да на ус мотать. Понял? — сказал Попов, когда они уже подходили к воротам заставы.

3

Старший лейтенант Прохоров сидит во дворе на том самом бревне, на котором ночью курили солдаты. Теперь видно, что бревно толстое, короткое, серое, с ободранной корой. Около него растет корявая суковатая верба, в закат она дотягивается своей тенью через весь двор до крыши казармы и лежит на ней до сумерек. Прохоров сидит в тени под деревом, а около него, весь на солнце, стоит лейтенант Крымов и с недовольным видом ожидает, что скажет ему Прохоров.

Он считает начальника лентяем и недоумевает, зачем его прислали. Три месяца он работал один, устал, но с появлением Прохорова легче ему не стало.

«Ну, предположим, ты воевал, — думал Крымов, стоя перед Прохоровым, — побывал в Европе, но зачем же ты приехал на границу, если не любишь эту службу?»

Крымов доложил начальнику, что утром на сопредельной стороне была замечена молодая женщина, близко подходившая к границе. Крымов предлагал поэтому на следующую ночь усилить наряд на этом участке. А Прохоров медлил давать свое согласие. И то, что он медлил соглашаться с Крымовым, которому хотелось поспать после обеда, — ночью он почти совсем не спал, — злило Крымова.

— Все-таки я не понимаю, — рассуждал Прохоров, — девчонка какая-то подошла к границе, ну и черт с ней, на самом деле. Ведь она ушла! Зачем же мы людей туда погоним? — Он поглядел на заместителя, подумав: «Надо ему отдохнуть, устал парень…»

Крымов что-то хотел сказать, но Прохоров перебил его:

— Можете, конечно, выслать туда усиленный наряд, я даже сам туда пойду. Да, пойду сам, — он оживился и, обрадовавшись тому, что решил идти сам, еще раз повторил: — Пойду с ними сам. Но дело не в этом. Я хотел бы поговорить с вами о другом. Неужели вам, взрослому человеку, не ясно до сих пор, что вы чрезмерно сгущаете краски и усложняете жизнь себе и солдатам? Ну скажите, какой это враг — девчонка? Мы с вами стоим на границе дружественной страны, война кончилась…

— Дружественная, но капиталистическая, — сухо поправил его Крымов.

Наступило молчание.