После войны

Он бросился вперед и сгреб ее в охапку, прижав ей руки к бокам и уткнувшись носом в ее волосы, стараясь насмешить ее, оторвав от пола, и справился с этим недурно — наверное, не зря тренировал только что бесшабашную походку, — поскольку, когда ее туфельки снова стукнулись о пол, она и впрямь смеялась, и весь ее вид говорил о том, что ей понравилось такое приветствие.

— Экий ты молодчина! — сказала она.

— А ты-то! — сказал он и предложил ей руку, чтобы опереться.

В первом заведении, куда они направились — она охарактеризовала его как «небольшой, довольно миленький паб недалеко отсюда», — Пол продолжал мысленно поздравлять себя с тем, как прекрасно он держится. Речь его лилась свободно — раз-другой ему даже удалось опять рассмешить ее, — а слушал он внимательно и сочувственно. Он допустил лишь одну небольшую ошибку: почему-то решил, что английские девушки любят пиво, но она изменила его заказ на розовый джин, и только тогда он со стыдом спохватился, что не спросил ее; а в остальном он не видел в своем поведении практически никаких оплошностей.

Если бы за стойкой бара было зеркало, он наверняка украдкой покосился бы в него перед тем, как пойти в туалет; по армейской привычке он дважды притопнул на старом полу, чтобы его брючины снизу поровнее легли на ботинки, потом двинулся сквозь окутанную сигаретным дымом толпу своей новой бесшабашной походкой, надеясь, что Марсия провожает его взглядом.

— …А чем ты занимаешься в расчетном отделе? — спросил он, вернувшись к ней за столик.

— Да так, ничего особенного. Бухгалтерия как бухгалтерия. Просто помогаю рассчитывать зарплату. А, понятно, — сказала она с улыбкой, в которой сквозила ирония, — мать написала тебе, что я «оказываю услуги американскому посольству». Боже. Я несколько раз слышала, как она говорила это по телефону своим знакомым, еще до моего переезда; примерно тогда я и решила, что буду жить отдельно.

Он был так занят собой, что лишь теперь, поднеся зажигалку к ее сигарете, заметил, какая хорошенькая девушка его сестра. И не только лицом — она была хороша вся, с головы до пят.

— …Боюсь, нам не повезло со временем, Пол, — говорила она. — Потому что завтра у меня последний день перед отпуском, а я ведь не знала, что ты приедешь, поэтому договорилась с подругой провести неделю в Блэкпуле. Но мы можем встретиться снова завтра вечером, если ты не против, — приходи к нам на ужин или вроде того, как тебе такая мысль?

— Отлично. Приду.

— Вот и славно. Приходи обязательно! Особенных разносолов не обещаю, но мы можем заранее подкрепить организм сегодня, если поедим по-настоящему. Боже, как я хочу есть! А ты?

Она повела его в «неплохой ресторан, который берет продукты с черного рынка», — теплое тесноватое помещение на втором этаже, явно для «своей» клиентуры; они сидели там в окружении американских офицеров и их спутниц, понемногу справляясь с толстыми ломтями жареного мяса (конины, сказала она). Их вдруг охватила взаимная неловкость, как детей, попавших в незнакомый дом, но вскоре после этого, в другом пабе, они пустились в воспоминания.

— Странная вещь, — сказала она. — Сначала я жутко скучала по папе, это было как болезнь, но потом уже не могла его даже как следует вспомнить. А теперь… не знаю. Его письма кажутся такими… ну, вроде как громкими и пустыми. Какими-то пресными.

— Да. Он вообще очень… да.

— А однажды во время войны он прислал мне брошюрку Министерства здравоохранения о венерических болезнях. Не слишком тактично с его стороны, как по-твоему?

— Да, конечно. Не слишком.

Но она помнила о бумажных куклах и заводном поезде. Помнила их отважный прыжок с клена — оказывается, больше всего она боялась врезаться в ужасную ветку, которая росла ниже; а еще помнила свое ожидание в машине в тот день, когда их родители кричали друг на друга. Она помнила даже, что Пол вышел к ней попрощаться.

Под конец вечера они перебрались в третий или четвертый бар, и там она стала говорить о своих планах. Может быть, она вернется в Штаты и поступит в колледж — этого хотел их отец, — но есть и другая возможность: она вернется и выйдет замуж.

— Да ну? Ты серьезно? За кого?

Она чуть улыбнулась — в первый раз он увидел на ее лице неискреннее, лукавое выражение.

— Я еще не решила, — сказала она. — Потому что, понимаешь ли, предложений сколько угодно… ну, почти сколько угодно. — И она извлекла из сумочки большой дешевый американский бумажник с пластиковыми рамочками для фотографий. В нем оказалась целая галерея портретов американских солдат — одни улыбались в объектив, другие хмурились, и почти все были в форменных пилотках.

— …А это Чет, — говорила она, — он милый; сейчас он уже у себя в Кливленде. А это Джон, он скоро возвращается домой, в маленький городок на востоке Техаса; а это Том; он милый; он…

Снимков было, наверное, пять или шесть, но казалось, что больше. Среди женихов был летчик со знаками отличия, который выглядел весьма солидно; однако в другом претенденте на руку сестры Пол опознал тыловика-снабженца, а к ним солдаты, понюхавшие пороху, относились с легким презрением.