Сейчас же, глядя в его темные глаза с прыгающими красными огоньками от костра, я приготовилась драться до самой смерти. И, поскольку, я не смогла найти в темноте потерянный нож, то мне пришлось притвориться, и засунуть руку за пазуху моего темного костюма, изобразив, будто бы там есть что-то опасное. Однако, Дилан не набросился на меня с угрозами и кулаками, наоборот, его лицо побледнело от испуга, и он невольно сделал шаг назад, потому что…
– Коста?! – пролепетал парень, таращась на меня, как на приведение. – Ты что тут делаешь? Я не хотел… Я могу все объяснить… Блин! Ты же знаешь, что я бы с тобой поделился. Я бы отдал все бабки… Эй! Что у тебя за пазухой? Пушка?!
Я машинально кивнула, не вынимая руку из-за полы своего темного костюма – мои замерзшие пальцы лихорадочно перебирали в просторном внутреннем кармане леприконовские золотые монеты, настоящие и те, которые я успела накопировать при помощи осколка волшебного зеркала. Уже однажды мне довелось застать разъяренного Константина Блэкстоуна с пистолетом, тогда он, целясь дулом прямо мне в лицо, срывающимся голосом вел обратный отсчет. Десять… девять… восемь… Внезапно в мою разрывающуюся от эмоций и стресса голову пришла отличная идея:
– Вали с моих глаз, козел! – прошипела я сквозь ровные белые зубы Косты, мое перекошенное лицо и так изображало страшную ненависть и гнев.
От Дилана тут же последовала предсказуемая и нужная мне реакция – он тихо взвизгнул от страха и, побледнев, как мел, попятился назад:
– Коста, братан, прости, что тебе ничего не сказал про сегодняшнее дело! Ты только не шали с пушкой, ладно?
– Десять… Девять… Восемь… – я начала уверенно и громко отсчитывать назад секунды, так же, как это когда-то делал при мне настоящий Константин.
– Парни! Сваливаем! – в панике закричал Дилан, резко разворачиваясь и быстро отступая в темноту. – У него пушка! Бегите!
– Семь…Шесть…Пять…
И тут началась сплошная неразбериха, со всех сторон раздавались проклятия и крики – здоровенные верзилы, еще секунду назад, самоуверенно размахивающие битами, теперь их роняли на камни и улепетывали от меня, словно уличные коты от сорвавшегося с цепи бульдога. Никто не хотел, чтобы его пристыженное лицо осталось в памяти у разъяренного Константина Блэкстоуна. Самыми последними за темными камнями скрылось шестеро побитых бедолаг, не веря своему счастью, что великий и ужасный Коста их вот так вот просто взял и отпустил, они кряхтели, стонали, хромая и поддерживая друг друга за руки. Буквально через пару минут на площадке, окруженной камнями, не осталось никого и ничего, кроме пары валяющихся бит и догорающего костра в бочке. Ух, кажется, у меня получилось! Я с облегчением выдохнула, вытащила руку из-под полы дорогого пиджака и уже почти развернулась к выходу, но…
– Куда собрался, скотина? – раздался резкий шепот прямо в мое ухо, чьи-то дрожащие, но сильные руки крепко обхватили мой торс, прижимая к моему горлу, там, где у меня с тройной скоростью колотило сердце, что-то твердое, острое и холодное. Запахло крепким кофе и свежей кровью – как позже выяснилось, у напавшего был разбит висок. – Отвечай, что ты сделал с Дженни? Что твой рыжий козел ей наговорил?
Я с ужасом затаила дыхание, по спине побежали мурашки – в привычной полутемной обстановке я не заметила, куда исчез Даниэль, а самое главное – делся окровавленный нож с камней.
– Дилан блефует! – произнесла я сдавленным голосом Косты, дальше пришлось импровизировать, дабы спасти потрепанную собственную шкуру. – Твоя Дженни тут же послала нас всех подальше! Она сказала, что любит только тебя и не будет ничего для нас делать, кроме того, как подрабатывать официанткой! Клянусь!
Парень, содрогаясь в бесшумных всхлипываниях, глубоко тяжело вздохнул и от облегчения немного ослабил свою хватку вокруг моей шеи. Я затрепыхалась, напрасно пытаясь вырваться, и это оказалась большой ошибкой. Теперь холодная рукоять ножа была приставлена к моей груди прямо в районе сердца.
– Отпусти меня! Дани… ты совершаешь ужасную ошибку! – хрипела я голосом Косты. – Сжалься!
– Жалость – это самый худший природный атавизм! – горько прошептал Даниэль только что услышанную, но уже хорошо заученную фразу.
– Ты просто не понимаешь, что… – хрипела я низким голосом парня.
Что? И, действительно, что я сейчас могла сказать избитому юноше, полному горечи и отчаяния? «Что я – не Константин, а целенаправленно перевоплотившаяся в него Антонина, та самая, которая вот уже как второй месяц пьет у тебя кофе на халяву!».
– Я видел, как ты, подонок, насильно посадил мою Дженни на свои костлявые колени! Как она отбивалась от твоих поганых рук, как кричала у всех на виду и просила помощи! – шептал Даниэль сквозь крепко стиснутые зубы, содрогаясь от внутренней боли, и, казалось, совершенно не замечая, как сочится кровь из его разбитой губы и виска. – Подонок! Я запомнил, где были твои поганые руки и как ты дергал Дженни за косу! И как ты ударил Антонину за то, что она попыталась заступиться за мою девушку!
При звуке собственного имени я невольно дернулась и пробормотала в духе Косты.