После запятой

Слова, слова, слова… Они текут непрерывным потоком, возникая из неизвестного источника и вспыхивая на мгновение почти уловимым смыслом, когда кажется, что их звучание и значение составляют одно, только на это мгновение они дразняще зависают на серебристой атласной ткани понимания алмазными каплями, переплетаясь своими искрометными излучениями в неповторимый рисунок, взаимопроникая и отражаясь в манящей игре, чтобы в следующее мгновение рассыпаться грошовыми блестками, уносимыми легким сквозняком, не оставив по себе даже призрачного следа, и дать место новым словообразованиям, таким же искристым и летучим. И таким же невосстановимым, неостановимым в своем стремлении объять необъятное и превратить его в ничто, в пустой звук, хотя звуки, ими образуемые, иногда более уместны, чем они сами. Звуки ложатся широкими мазками, слой за слоем заштриховывая пустоту, из которой раньше состояло мое тело, безошибочно находя свое положение. Оказывается, слова могут быть так милостливы, они не отказывают в прибежище никому и ничему, даже самому злому или лишенному смысла они готовы послужить укрытием, и последнее тело, которое остается человеку, — это тоже слово. В словах могут найти пристанище и утешение самые обездоленные и отчаявшиеся, потерявшие надежду и преступившие; слова их поднимут, отряхнут, укроют пушистым одеялом и, ласково погладив по голове, споют тихую песню или окрылят, вознесут и в ураганном вихре умчат за пределы пределов, восхитят надежно и безвозвратно туда, где и без слов рождаются, блистают ослепительными озарениями и умирают истины. Но словами нельзя злоупотреблять, от неуместного применения они теряют свой аромат, увядают и засыхают, превращаясь в хрупкую оболочку, сиротливо носимую, как перекати-поле, от малейшего сотрясения воздуха по пустыне бессмысленности. Иногда — но это такая редкость — они умирают не окончательно, и, если им повезет дальше, их кто-нибудь обнаруживает на дне забытого сундука, любовно стряхивает с них пыль и, полируя фланелевой тряпочкой до былого блеска, вдыхает в них свою мощь и отпускает на волю, может быть — надолго, возможно — на миг. Иногда слова слишком наполняются смыслом, расширяясь под его давлением дальше своих пределов. Порой же они жадно охватывают несколько значений, что позволяет им затевать азартные игры с другими словами, когда на кон ставится само их существование, но в случае выигрыша они получают новое измерение. Мертвые слова опустошают людей, но и с живыми словами требуется осторожное обращение — они могут вдохновить, но с той же силой они могут нанести удар. Слова сильнее человека, уж если они могут вознести человека с легкостью перышка, они могут нанести даже физические поражения. Люди ощущают это как удар в живот, от некоторых слов, произносимых здесь, многие корчились. Слова — не пустой звук, они имеют тяжесть и могут грузом лечь на плечи, и даже обещания, данные в детстве, преследуют людей всю жизнь. И при этом слова так неоднозначны. Одно и то же слово, произносимое на разных языках, может освещать противоположные стороны одного и того же предмета. Но даже на одном языке банальнейшее слово «стул» может включить поочередно загорающиеся образы, начиная от детского стульчака, переходя в табуретку, покрываясь ковровой обивкой, резными ножками, заменяющимися железно-кожаной конструкцией, и завершаясь электрическим. Порой слова притягиваются друг к другу как магнитом, порой же взаимно отторгаются, но все слова, оказавшись поблизости, избирательно разворачиваются разными сторонами. Поток слов не прекращается, они образуют все новые и новые перекрещения, и был даже миг, когда их течение оформилось в привычный мне из иной жизни рисунок — слова приобрели очертания, выстроившись в ряд маленькими черными солдатиками, строй за строем с муравьиной деловитостью марширующими на неизвестно какой штурм. На мгновение мне показалось, что слова, плетущие вокруг меня кокон, состоят из букв и, превратившись в текст на прозрачной бумаге, прочитываются разными людьми в разные времена, иногда отстоящие друг от друга на несколько человеческих поколений, но в тот миг объединившиеся в конусе в одну точку. Мне привиделось много лиц, сменяющих друг друга, вглядывающихся через бегущие строчки в меня, точно так же, как я в них. Какие это были разные лица, как много разных возрастов, полов, наций, профессий, социальных и семейных состояний они собой являли, с какими разными чувствами всматривались они в меня по ту сторону строк. Это было чудное видение, не могущее быть, потому что мною уже позабылось, что такое я, ведь остались только слова, возможно, большей частью своей неверные, но, пусть шатко и валко, поддерживающие меня в невесомости. И все же тот миг был, очень короткий миг, когда мы обменялись взглядами, и поэтому не важно, где это произошло, в какой из реальностей и по какой причине, главное — что нам удалось посмотреть друг другу в глаза и мы обменялись веселым словом «привет» — и что иное могут сказать друг другу существа, затерянные в этих непостижимых просторах, бредущие каждый в поисках своего пути, неся груз своих неповторимых вопросов и забот, но которым удалось на мгновение остановиться и, робко высунувшись из панциря своего «я», увидеть другого — такого же и не такого; и прежде чем навсегда расстаться, с удивлением обнаружить, что они не одиноки в своем одиночестве. Что еще они могут сказать друг другу? Что еще подходящее к этому случаю можно подобрать из неисчислимого арсенала доступных и недоступных, забытых и открытых, запрещенных и поощряемых, древних и новых слов? — разве что, пока мгновение еще длится, добавить: «Доброго пути!» Но это мгновение тоже закончилось, запечатлевшись в убегающих далеко назад анналах событий, бесстрастно фиксирующих все происходящее, независимо от того, какую ценность придают ему сами участники; и я вновь нахожусь в водовороте слов, крепко меня опутавших и неожиданно подаривших мне новое существование. Они обволокли меня непроницаемым коконом, плотным, как сама материя, придав мне вес и натяжение, превратив в упругую каплю, вот-вот готовую сорваться и полететь в бездну. Пока что слова продолжают литься из уст моих друзей, ограждая меня и создавая видимость ощущаемости. Но скоро они все разойдутся.