Последнее, что он сказал мне

Впрочем, я вовсе не чувствую себя бедной сироткой. Конечно, неприятно, когда твоя мать убегает в закат, особенно если ты это ничем не заслужила. С другой стороны, оглядываясь на свое прошлое, я понимаю, что мать сделала мне одолжение – ни тебе извинений, ни лишних колебаний. Она ясно дала понять: от меня тут вообще ничего не зависело.

Без нее моя жизнь стала счастливее. Дедушка был добрым и надежным, каждый вечер готовил мне ужин и читал сказки перед сном. И еще разрешал смотреть, как он работает.

Я обожала за ним наблюдать. Он брал огромный кусок дерева и двигал по токарному станку, превращая во что-нибудь волшебное. Если же результат его не устраивал, он придумывал, во что еще это можно переделать.

Пожалуй, в его работе мне больше всего нравилось, как дедушка всплескивал руками и говорил: «Что ж, попробуем сделать иначе», и изыскивал способы сделать то, чего ему хотелось. Наверное, любой психолог, который не даром ест свой хлеб, сказал бы, что это подарило мне надежду: я думала, что дедушка поможет и мне сделать то же самое.

По сути, наоборот, наблюдая за работой дедушки, я поняла, что не все нам поддается. Есть определенные вещи, к которым ты делаешь подходы с самых разных сторон и не надеешься на немедленный результат. Выполняешь свою работу, чего бы тебе это ни стоило.

Я никогда не ожидала преуспеть в токарном мастерстве и не думала, что переключусь на изготовление мебели. Более того, я подозревала, что вряд ли смогу зарабатывать этим на жизнь. Даже дедушка, чтобы нам хватало, регулярно подрабатывал ремонтом. Однако мне повезло уже в начале карьеры: фотографию моего самого эффектного обеденного стола опубликовали в журнале «Архитектурный дайджест», и я смогла занять определенную нишу, прославившись среди жителей центра Нью-Йорка. Как объяснил мне один знакомый дизайнер интерьеров, моим клиентам хотелось тратить кучу денег, декорируя свои дома таким образом, чтобы они производили прямо противоположное впечатление. И с этим мои шедевры в деревенском стиле справлялись как нельзя лучше.

Со временем моя преданная клиентура значительно расширилась, распространившись на другие прибрежные города и курортные городки: Лос-Анджелес, Аспен, Ист-Хэмптон, Парк-Сити, Сан-Франциско.

Так мы с Оуэном и познакомились. Его привел Эйвитт Томпсон, гендиректор технологической компании, в которой работал Оуэн. Эйвитт и его жена, неописуемая красавица по имени Белла, по праву считались моими самыми преданными клиентами.

Белла любила шутить, что она – трофейная жена. Это было бы забавно, если бы она не подпадала под данное определение по многим параметрам: бывшая модель, по возрасту лет на десять моложе взрослых детей Эйвитта, родилась и выросла в Австралии. Мои работы стояли в каждой комнате таун-хауса в Сан-Франциско, где они жили с Эйвиттом, и в недавно построенном загородном доме в Сент-Хелене, маленьком городке в северной оконечности долины Напа, где Белла любила уединяться.

С Эйвиттом я виделась несколько раз, до того как он заявился ко мне в мастерскую вместе с Оуэном. Они прилетели в Нью-Йорк на встречу с инвесторами, и Белла велела им заодно взглянуть на пристенный столик с закругленными краями, который я сделала для их супружеской спальни. Эйвитт понятия не имел, что именно должен выяснить – вроде бы прикинуть, сочетается ли столик с каркасом кровати – каркасом, на котором будет лежать натуральный органический матрас за десять тысяч долларов.

Честно говоря, Эйвитта этот вопрос особо не заботил. Он зашел в мастерскую в строгом синем костюме, с намертво залаченной седеющей шевелюрой, не отрывая от уха телефон. Бегло взглянув на столик, прикрыл динамик рукой.

– Неплохо. Значит, договорились?

Не успела я ответить, как он направился к выходу. Оуэн, напротив, задержался. Мастерская произвела на него неизгладимое впечатление, и он внимательно рассмотрел все мои работы.

Я наблюдала за ним и удивлялась, глядя на странную картину: долговязый загорелый парень с копной светлых волос, в поношенных кедах «Конверс» и модном деловом пиджаке. Такое чувство, словно он свалился прямо с доски для серфинга, напялив на ходу накрахмаленную сорочку и пиджак.

Поймав себя на том, что разглядываю его слишком пристально, я поспешно отвернулась. Оуэн тем временем подошел к предмету моей особой гордости – добротному обеденному столу в деревенском стиле, который я использовала в качестве рабочего. Большую часть столешницы занимали компьютер, газеты и инструменты, и нужно было как следует постараться, чтобы разглядеть сам предмет мебели.

Оуэн обратил внимание и на твердое красное дерево, из которого я выстругала столешницу, и на слегка высветленные уголки, обитые железом. Был ли он первым посетителем, заметившим стол? Конечно, нет. Но он первым склонился, как частенько делала я, и провел пальцами по острым полосам металла.

– Ай!

– Знали бы вы, как приятно наткнуться на него посреди ночи, – заметила я.