Последнее дело Даймонда

– Мэтью, ты будешь на меня смотреть, когда разговариваешь со мной? Такие вещи можно сообщать журналистам лишь в том случае, если сам на сто процентов уверен. А иногда вообще не следует общаться с ними.

– Почему? Ты стыдишься? Молли спросила, нет ли у меня чего-нибудь нового. Я что, должен был наврать?

– Ну ты мог, например, сказать… А! Теперь уже не важно. Спрашивается, зачем мы скрываемся за этим кустом, если история стала всеобщим достоянием?

– Это ты предложила, – напомнил неблагодарный сын. Спрыгнул со стенки и произнес: – Теперь можно позвонить в дверь?

– Да. Не сомневаюсь, Молли уже оборвала его телефон. Только вот что, сын…

– Слушаю.

– Предоставь разговаривать мне.

– Говори, сколько хочешь!

Его заносчивость неприятно поразила меня. Я почувствовала в ней мужское высокомерие. Оно ощущалось буквально во всем. Я не сомневалась: сказывается влияние школы. Нельзя допустить, чтобы оно им овладело. Я для него и мать, и отец и имею право требовать уважения. Я схватила сына за рукав пиджака и заявила:

– Будешь мне хамить, придется самому выкручиваться из подобных передряг, потому что потеряешь мое сочувствие.

Его глаза округлились, лицо внезапно стало детским.

– Прости, мама!

– Пошли, покончим с этим делом. – Я шагнула к дому.

Не успели мы дойти до двери, как Мэтью предупредил:

– Кто-то выходит.

Я взглянула поверх стенки и увидела на крыльце мужчину.

– Не он! – произнес сын театральным шепотом.

Я и сама поняла, что человек, надменно и решительно вышагивающий к стоявшей на подъездной аллее «Вольво», вовсе не профессор, которого мы оба видели по телевизору. Гора мускулов и жил – ему было слегка за двадцать, соломенные волосы зачесаны назад, никаких усов. Он был в васильковой рубашке с короткими рукавами, белых джинсах и кроссовках. В памяти мелькнуло, что когда-то я видела его в другой обстановке. Если я узнаю людей, они, как правило, были пассажирами в моем такси. Но порой мозг не может сориентироваться, где ты встречалась с человеком. По-моему, этот молодой блондин в моем такси не ездил. Я взяла Мэтью за запястье:

– Пойдем отсюда!

Не успели мы сделать пару шагов, как стали свидетелями настоящей мелодрамы. Из открытой входной двери раздался пронзительный протестующий голос:

– Ты не можешь так от меня уйти! Вернись! – На крыльцо выскочила женщина с длинными, распущенными рыжими волосами, бросилась вслед за мужчиной и догнала его у открытой дверцы автомобиля. Она была на несколько лет старше мужчины. Ее лицо не потеряло красоты, но кожа была неестественно натянута.

Все произошло, когда мы с Мэтью проходили мимо Джон-Брайдон-Хаус. Я не хотела, чтобы со стороны заметили мой интерес, тем более что женщина была босой и в одной красной шелковой ночной рубашке до бедер. Хотя тревога была напрасной. Действующие лица так увлеклись, что не обращали внимания на окружающих. Женщина схватилась за золотую цепочку на шее мужчины и, пытаясь не пустить его в машину, крикнула:

– Стой, Энди! Пожалуйста, вернись. Чего ты хочешь? Чтобы я встала на колени и умоляла?

Тот, кого она назвала Энди, не ответил. И стал отнимать ее руку от цепочки, словно боялся ее порвать, если просто оттолкнуть женщину. Другой рукой она вцепилась в его пшеничные волосы, но это его как будто не тронуло. Когда цепочку удалось спасти, Энди схватил женщину за запястье, заставив опуститься на колени, а затем презрительно толкнул, и она упала.

– Негодяй! – закричала она, когда ее плечо коснулось гравия. Но удар мог оказаться намного больнее, если бы толчок был сильнее.

Пока она поднималась, Энди успел забраться в салон и, захлопнув дверцу, завел мотор. Женщина молотила кулаками в окно:

– Энди, я не хотела!

«Вольво», выбросив из-под колес кучу гравия, рванул с места и унесся в сторону Бата. Женщина побежала за автомобилем к воротам и, рыдая, глядела вслед.

Мы с Мэтью ускорили шаг от прогулочного до быстрого, сели в машину, которая была, к счастью, припаркована выше по дороге, и закрыли дверцы.

– Кто они такие? – спросил Мэтью.

– Понятия не имею.

– А дом тот самый.

– Да. Но телефонные справочники редко обновляют данные. Может, твой профессор продал дом этим людям и переехал в другое место. В любом случае в эту дверь я стучать отказываюсь.

– Почему они так кричали?

– Нас не касается. Их личное дело.

– Имеешь в виду секс?

– Мэтью, прекрати!

– У нее под рубашкой ничего не было. Она проститутка, ма?

– Не смеши меня. – Я включила зажигание.

– Я просто спрашиваю. Ты никогда не говоришь со мной о сексе.

Вот вам раскрепощенная молодежь. В его возрасте я чуть не умерла со стыда, когда мама мне рассказала, что и как, разумеется, даже не упоминая названий репродуктивных органов.

Мы проехали мимо дома. Женщина скрылась внутри, и дверь была закрыта. В Бате мы остановились на Ориндж-гроув, и я с радостью выполнила другое данное сыну обещание – сводить его в исторический отдел городской библиотеки. Мы провели спокойные полчаса, отбирая на полках книги и находя ссылки на упоминания о Гей-стрит. Оказалось, что улицу назвали в честь некоего Роберта Гея, который владел в том месте землей.

– Велика шишка! – усмехнулся Мэт.