Последнее Евангелие

Джек обвел зал взглядом и медленно кивнул. За долгие годы работы он научился доверять собственному чутью при восприятии искусства и никогда не заставлял себя увидеть красоту, а просто чувствовал. Эта комната казалась знакомой, будто бы имела какое-то отношение к его прошлому. Гармония с природой, выбор цветовой гаммы, использование света и теней отражали особенную связь с миром, который, в свою очередь, был родственен миру Джека, миру, окружавшему его далеких предков. И дело не только в этом. Отрешившись от великолепных памятников христианства, от собора Святого Петра в Риме, от собора Святого Павла в Лондоне, сосредоточившись только на этой комнате, Джек почувствовал, что здесь представлены два совершенно разных взгляда на истину и на красоту. Он вновь поднял взгляд к лицу, и зображенному на мозаике, и подумал об Иисусе как о мужчине и о Марии как о женщине. Христианская традиция превратила их в образы высокого искусства - великолепные, но столь далекие и недосягаемые… А с другой стороны, перед ними противоположное предсталение о красоте. Возможно, отчасти грубоватые, неидеализированные образы, но в их близости к реальным мужчинам и женщинам сокрыта сила. Да уж, посещение монастыря не прошло зря! Джек сумел развести два этих подхода и более-менее составить представление о том, что могло быть в документе, поиски которого становились все более увлекательными и запутанными.

Джек тяжело вздохнул и, будто очнулся от наваждения, окинул взглядом мозаику и роспись.

- Ну же! - прошептал он.

- Ты что-то сказал? - переспросил Костас.

- Она должна быть здесь, - ответил Джек. - Если Эверет оставил подсказку, она наверняка отражена в мозаике и в настенной росписи.

Джереми, подойдя вплотную к стене, уставился на венок, окружавший монограмму Христа.

- Это точная копия? Вы уверены?

- Эверет немного изменил роспись, - ответил Морган. - Перистые листья отличаются от оригинала. Эверет сделал их листьями орехового дерева, а в качестве цветов выбрал свои любимые орхидеи. К тому же на оригинальной росписи нет греческих букв. Я сотни раз пытался сложить их в христианский акростих, но ничего не вышло. По-моему, они не более чем просто декоративный элемент.

- Не в духе Эверета, - задумчиво произнес Джереми.

- Согласен. Но я перепробовал все возможные варианты!

Джереми отошел немного назад и окинул комнату взгдялом.

- А какова хронология создания интерьера? - спросил он потом. - В смысле, можно ли точно определить, когда Эверет выложил мозаику и сделал роспись на стене?

- Мне удалось через посредника пообщаться с настоятельницей монастыря, - ответил Морган. - Когда Эверет оказался при смерти, она была той самой молодой монахиней, которая ухаживала за ним в последние месяцы жизни. Очевидно, Эверет завершил строительство этой части монастыря до Первой мировой войны, за два первых года пребывания в Америке. Видимо, он работал с большим рвением, словно пытаясь оправдать свое решение оставить семью и карьеру.

- А когда он приступил к отделке?

- Вскоре Эверет завершил мозаики, в том числе и магический квадрат при входе. А росписью занялся только после окончания войны. Настоятельница вспомнила, что старые монахини говорили, будто Эверет вернулся совершенно другим человеком - замкнутым и встревоженным, словно что-то постоянно не давало ему покоя. Он был ослаблен физически. Что-то случилось с легкими. Эверет практически заперся в этой комнате на несколько месяцев, вскоре тяжело заболел и умер. Монахини не представляли, что ему пришлось пережить. Откуда им было знать! Калифорния находилась в тысячах милях от газовых атак. Но присмотритесь к его варианту монограммы Христа. Резкая, чернильно-черная, неровная. Будто обожженная огнем при взрыве. Напоминает мне черно-белые фотографии городов Западного фронта: Ипр, Пашендейль, Лоос. Как раз там получил ранение Эверет. Разруха… Лишь вдалеке возвышаются одинокие фрагменты сметенных зданий. Словно мрачная Голгофа с пустыми крестами, искореженными, почерневшими от огня.

Джереми вновь приблизился к настенной росписи и медленно провел пальцем по венку.

- Вчего двадцать пять букв. Все они греческие, - прошептал он. - Выстроены в непонятном порядке или беспорядочно. Невозможно прочитать ни одного слова. Ни по часовой стрелке, ни против. Как ни крути!

- Да, я пробовал и так и сяк, - добавил Морган. - Единственное, что можно прочесть, - слова внизу под армянским крестом: Domine Lumius. Но по-моему, это вряд ли нам поможет!

- Эверет был гениальным математиком, - рассуждал Джереми. - Обожал головоломки, кроссворды. Магический квадрат у входа - лишнее тому доказательство. Итак, Эверет уходит на войну, затем возвращается и создает роспись на стене, добавляя к точной копии римского оригинала греческие буквы. Зачем? Что с ним случилось на войне? - Джереми, прижав ладонь к стене, нервно постукивал пальцами, не сводя глаз с венка. И вдруг резко повернулся к Моргану: - Напомните, пожалуйста, что вы сказали о 1917 годе. Эверет вернулся сюда. Куда конкретно? В монастырь?