Последнее Евангелие

— Реакция публики на открытие виллы в 1974 году была поистине неоднозначной! — заявил Джереми. — А вот критики готовы были растоптать виллу в пух и прах. Римлян не слишком-то любили. А все из-за Понтия Пилата, императоров-развратников, отправлявших христиан львам на съедение. Вилла стала своего рода открытием. Краски, блеск, сияние, вкус! Некоторые ученые отказывались верить, что это аутентичная копия.

— По-моему, здесь все направлено на возвращение искусства в контекст природы. Это не всегда понятно современному обществу, — предположил Джек. — Европейские аристократы, разграбившие Грецию и Рим, думали, что идеальное место для статуй — пьедесталы в неоклассических загородных домах. Их представление о контексте искусства сформировалось на безликих руинах греческих городов, а не на ярких, сочных холмах Помпей или Геркуланума. Здесь же, на вилле Гетти, акценты расставлены верно. Предметы искусства, как эти бронзовые статуи, например, смотрятся идеальными составляющими единого целого. Сама вилла — великий шедевр! Представители классической школы всегда восхищались этими статуями в современном понимании искусства. Что же тогда не понравилось критикам? Да то, как легкомысленно смотрелись столь почитаемые скульптуры на вилле, а эксцентричные и не слишком серьезные декорации, окружавшие их, вообще не вписывались ни в какие рамки. Но так вилла действительно выглядела в древние времена.

— Именно это мне в ней и нравится! — воскликнул Костас, присев на корточки. Он сжал пальцами монету и приготовился пустить ее блинчиком по бассейну. — Если римляне здесь веселились, почему бы и нам не пошалить!

Джек бросил на друга предостерегающий взгляд — у входа в портик появился незнакомый мужчина и быстрым шагом двинулся к ним. Он был среднего роста, с короткой бородкой, в модных летних брюках, галстуке и рубашке с закатанными по локоть рукавами. Незнакомец издалека приветственно помахал Джереми.

— Позвольте представить вам доктора Иана Моргана, — проговорил Джереми, когда мужчина подошел ближе, — моего старого друга и наставника. Откомандирован сюда Университетом имени Бригама Янга. По всей видимости, навсегда!

Костас и Джек поздоровались с Морганом за руку.

— Спасибо, что приняли. Простите, что мы как снег на голову! — искренне поблагодарил Джек. — А вы, случайно, не работали над университетским проектом «Геркуланумский папирус»?

— Работал. Поэтому и оказался здесь, — ответил Морган с легким валлийский акцентом. — Специализируюсь на Филодеме и инфракрасной атомно-абсорбционной спектрометрии свитков, извлеченных во время раскопок в XVIII веке. Лабораторной работой, честно говоря, быстро пресытился. Хотелось глотнуть свежего воздуха, представить результаты в перспективе…

— Лучшего места, чем Вилла папирусов, не найти! — Джек обвел рукой прекрасный вид на здания. — Я вам завидую!

— Надумаете взять академический отпуск, только намекните, — сказал Морган. — С вашей-то репутацией место вам здесь гарантировано!

Джек улыбнулся в ответ:

— Огромное спасибо! — И подмигнул Джереми. — Может быть, лет так через двадцать!

Морган пристально посмотрел на Джека:

— Джереми предупредил меня, что у вас очень плотный график. Пойдемте за мной.

Он провел археологов вдоль периметра перистильного дворика, затем повернул к западному крыльцу виллы и прошел сквозь открытые бронзовые двери, служившие главным входом в музей. Поднявшись по мраморным ступенькам на верхний этаж, археологи оказались во втором внутреннем дворике. Чудесно пахло травами. Фонтаны играли на солнце струями воды. Колонны под черепичной крышей окружали сад, разбитый в римском стиле. В центре стояли бронзовые статуи пяти девушек, набирающих воду из фонтана. Джек вновь почувствовал веяние прошлого. Неизвестно, сколько еще всего может произойти за день, но он уже прожит не зря. Римская вилла на калифорнийском побережье оказалась неожиданным откровением, лупой, через которую можно разглядеть мельчайшие детали древнего мира.

Джек, прищурившись, процитировал по памяти слова Роберта Грейвса, которые тот вложил в уста Ирода Агриппы, иудейского короля, героя романа «Божественный Клавдий», обратившегося к царице Киприде:

— «…вокруг, теша глаз своей красотой, будут простираться до горизонта прекрасные сады с прохладными колоннадами и зеркальными прудами». Я на всю жизнь запомнил эту строчку, когда еще в детстве прочитал Грейвса. Ирода всегда воспринимали только как антихристианина, человека, который приказал казнить святого Иакова. Но для меня его слова стали воплощением древнехристианского представления о рае.

— Ты говоришь о друге Клавдия, Ироде Агриппе? — уточнил Костас.

— Да, о нем.

Костас медленно окинул виллу взглядом.

— Если эта домина — точная копия места, где Клавдий провел остаток дней, то, похоже, он и в старости не потерял вкус к жизни!

— Он мог видеть красоту, окружавшую его, но не думаю, что восхищался ею, — ответил Джек. — У Клавдия были книги и бюсты любимого отца и брата. Больше ему ничего не хотелось. Хотя нет. Еще одной радостью в жизни стало частое посещение серной пещеры у подножия Везувия.