Последнее Евангелие

Клавдий наполнил кубок, наблюдая, как напиток перелился через край и потек со стола на мраморный пол, за многие годы впитавший неведомо сколько вина. Вдоль стены небольшой комнаты, где Клавдий спал, стояли восковые бюсты, мерцая в лунном свете. Образы предков. Единственное, что он взял с собой из прошлой жизни. Отец Друз, память о котором Клавдий бережно хранил. Любимый брат Германик. Кожа Клавдия давно уже напоминала цветом воск. Как он стар… Кто еще, кроме него, пережил «золотой век» — эпоху Августов, навсегда запятнанную распутствами Тиберия и Калигулы, а затем и преемника Клавдия Нерона? Иногда в тягостные минуты, обычно после вина, Клавдий чувствовал, что время превратило его самого в чудовище, а Рим — в развалины, наказав их обоих не жуткой уродливостью, а медленной безжалостной деградацией. Боги словно решили наслать на него недуг — частичный паралич, — чтобы подвергнуть мучительным пыткам при жизни и только потом бросить в пламя ада.

Клавдий прогнал мысли прочь, болезненно закашлялся и снова посмотрел на крыши Геркуланума. Он инсценировал собственное отравление, бежал из Рима, когда, как ему казалось, сделал там все, что мог, и посвятил жизнь науке и сочинительству. Старый друг Кальпурний Пизон сделал пристройку к собственной вилле с видом на гору и море, которая стала для Клавдия тайным убежищем на четверть века. Скучал ли Клавдий по Риму? Нет. У него было все, о чем только мог мечтать ученый. Конечно, по-хорошему, жаловаться не на что, наоборот, он должен благодарить небеса. Но единственное, что испытывал Клавдий, — раздражение. Дед Кальпурния, покровитель греческого философа Филодема, собрал целую библиотеку вздора, которая хранилась как раз там, где жил Клавдий. К тому же после неудачного заговора против Нерона несчастный Кальпурний Пизон здесь же покончил жизнь самоубийством прямо на глазах Клавдия. Он оставил виллу скупому племяннику, который понятия не имел, кто такой Клавдий на самом деле, принимая его за одного из греческих шарлатанов, наводнивших эти места в последние годы. К подобной анонимности Клавдий вроде бы и стремился. Но как же это унизительно!

Единственным утешением оставались воспоминания. Особенно одно. Разговор с рыбаком на берегу озера много-много лет назад, и обещание, которое дал ему Клавдий. Все, что предсказал рыбак, произошло. Чем бы ни занимался Клавдий, мыслями он снова и снова возвращался в тот день. Нет, он ни в коем случае не должен подвести его…

— Аве, принцепс!

Клавдий вздрогнул он неожиданности.

— Плиний! Друг мой! Сколько раз я просил тебя, не называй меня так. Мы знаем друг друга всю жизнь. В молодости ты воевал в моем легионе в Германии. А с тех пор как я попросил тебя навещать меня здесь после твоего назначения во флоте, ты стал для меня самым близким другом. А я… я перестал быть принцепсом, когда у тебя еще молоко на губах не обсохло. Это я должен чтить тебя — ветерана, великого военачальника… Но хватит об этом! Мы оба граждане Рима, ни больше и ни меньше — единственный титул, значимый сейчас.

Плиний вошел быстрым шагом и помог Клавдию сесть на место. Взял у него кубок, наполнив вином, передал Клавдию, потом налил вина себе.

— Боги поздравляют тебя с девяностолетием! — торжественно проговорил Плиний, подняв кубок.

— Это было три недели назад.

Клавдий пренебрежительно отмахнулся. Хотя, что скрывать, ему было приятно, он любил Плиния. Какой же он высокий! Так нехарактерно для римлян. Ах, ну да, Плиний ведь родом из северной Вероны, земли кельтов. Вместо тоги он всегда носил расшитую красную тунику и сандалии на ремешках, как и положено командующему флотом. Он прекрасно сложен. Кроме того, Плиний — признанный воин, прирожденный лидер, талантливый ученый, автор бесчисленных сочинений, а с недавних пор еще и энциклопедист. Клавдий восхищался им.

— Ты при-принес к-к-книгу? — спросил Клавдий, сильно сжав кулак, как будто это могло избавить от заикания.

— Первые двадцать томов. Это подарок на день рождения, принцепс. Хоть и с небольшой задержкой. Я и мечтать не мог о более благоприятном случае и более взыскательном читателе! — Плиний с гордостью показал на кожаную сумку, предусмотрительно оставленную у двери, чтобы не запачкать свитки вином. — Осталось закончить описание флоры и фауны Британии. Кстати, именно это я хотел обсудить с тобой. И заполнить пропуск, который ты просил меня оставить в главе об Иудее. А в целом книга готова. Первая естественная история мира, написанная не греком!

Клавдий кивнул на полупустые полки и связки свитков на полу:

— По крайней мере теперь у меня есть свободное место, куда поставить достойные сочинения. Нарцисс помог убрать эту писанину. У меня самого рука никогда бы не поднялась выбросить книгу, какой бы она ни была. А духа сказать старому Кальпурнию, что книги Филодема недостойны папируса, на котором написаны, не хватило…

— Куда ты хочешь поставить мои книги? Давай помогу.

— Оставь там, где лежат, у двери. Нарцисс освободит для них место на полка завтра. Твоя книга станет истинным украшением моей библиотеки. Не то что вся эта греческая чепуха!