Последнее искушение Христа

Луна скрылась за горами; где-то внизу запели петухи. Они приближались к селению. Светало. Холм, селение, масличная роща — все возвращалось на свои места, туда, где Господь определил им дожидаться Конца Света. Вот и знакомая дорога, бегущая среди смоковниц, маслин и виноградников в благословенную Вифанию, к гостеприимному дому, где горит огонь в очаге, мерно жужжит ткацкий станок и хлопочут, не зная устали, две сестры — Мария и Марфа.

Над крышей поднимался дымок, — видно, сестры уже встали.

Ангел опустился на землю и сложил крылья.

— Иисус Назорей, сестры затопили очаг, надоили молока и кипятят его для тебя. По пути сюда ты хотел спросить, что такое Рай. Так вот, Рай — это тысяча маленьких радостей. Ты стучишься в дом, и женщина отворяет тебе; ты садишься у очага, глядишь, как она накрывает на стол, а когда стемнеет, сжимаешь ее в своих объятиях. Так, постепенно, от поцелуя к поцелую, от сына к сыну, грядет Спаситель. Вот истинный путь.

— Я понял. — Иисус подошел к синим воротам и взялся за дверное кольцо. Но Ангел остановил его:

— Подожди. Я еще не закончил. Я боюсь оставлять тебя одного. Без меня ты можешь снова сбиться с пути. Я обернусь арапчонком, которого ты видел в лимонной роще, и войду с тобой. Скажешь сестрам, что я твой слуга.

И в следующее мгновение перед Иисусом стоял маленький арапчонок. Он улыбался, сверкая белым оскалом зубов. В ушах у него были золотые серьги, в руках — корзинка, доверху наполненная безделушками.

— Посмотри, хозяин, это подарки для сестер: шелковые платки, серьги, браслеты и веера из дорогих перьев.

Иисус постучался. Во дворе послышались шаги, нежный женский голос спросил:

— Кто там?

Иисус покраснел. Это была Мария. Ворота отворились, и сестры кинулись к его ногам.

— Равви, ты воскрес. Мы молились о твоем спасении.

— Позволь коснуться тебя, убедиться, что это не сон.

— Он жив, жив, Мария. Видишь, у него есть тень. Это не призрак.

Иисус слушал их радостные голоса и улыбался.

— Я рад, что снова вижу вас, Марфа и Мария, что снова могу — благодарение Господу! — переступить порог вашего дома. — Иисус прошел в дом. — Я рад видеть и вас — ткацкий станок, стол, кувшин и светильник, — верные слуги хозяйки. Я склоняюсь перед вами. Когда женщина подходит к вратам Рая, она просит Господа: «Позволь и моим помощникам войти вместе со мной». — «Каким помощникам?» — спрашивает Всевышний. «Тем, что верой и правдой служили мне на земле. Вот они: колыбель, ткацкий станок, светильник, кувшин… Без них я не войду». И милостивый Бог уступает: «Могу ли я отказать женщине? Так и быть, бери своих помощников. Рай уже заставлен колыбелями, светильниками и корытами. Скоро мне некуда будет девать праведников».

Сестры рассмеялись. Они с удивлением разглядывали арапчонка.

— Равви, кто этот мальчик? — спросила Мария. — Какие у него белые зубы.

Иисус сел у очага. Сестры принесли ему молока, меда и ломоть хлеба. Глаза Иисуса наполнились слезами.

— Как долго не знала покоя моя душа. Ни семь небес, ни семь добродетелей, ни семь великих идей не могли насытить меня. И вот — о чудо! Мне достаточно скромной хижины, ломтя хлеба и безыскусных слов женщины.

Иисус принес со двора охапку сухих веток и бросил в огонь. Зачерпнул воды из колодца, напился. Он обнял сестер:

— Милые Марфа и Мария! Мне придется изменить имя. Вашего брата, которого я воскресил, убили. Я займу его место. Так же, как он, буду пахать, сеять и жать. По вечерам после ужина буду сидеть у очага. Отныне зовите меня Лазарь.

Арапчонок пристально глядел на хозяина, и под его взглядом Иисус преображался, менялись его лицо, тело. Он все больше и больше становился похожим на Лазаря. Но не того, худого и болезненного, а коренастого, мускулистого, с бычьей шеей, загорелой грудью и большими грубоватыми руками. Сестры со страхом глядели на это преображение.

— Я изменился телом и душой. Отныне я объявляю войну аскезе. Душа — живое существо. Она тоже нуждается в пище. Довольно безбрачия. В утробе каждой женщины томится дитя. Не выпустить его на волю — значит убить… Ты плачешь, Мария?

— Как еще может ответить на твои слова женщина, равви?

Марфа раскинула руки:

— Мы, женщины, — это вечно открытые объятия. Проходи, равви, садись и приказывай. Ты хозяин в этом доме.

Лицо Иисуса светилось радостью.

— Я примиряюсь с Богом. Никогда больше не буду сколачивать кресты. Попрошу, чтобы из Назарета прислали мои инструменты. Буду вытесывать колыбели и кровати. Хочу, чтобы к нам перебралась моя несчастная мать. Пусть… порадуется на внуков.

Мария прижалась к ногам Иисуса. Марфа сжимала его руку. Арапчонок сидел у очага, уронив голову на колени, и притворялся спящим. Сквозь ресницы он следил за Иисусом и женщинами и хитровато улыбался.

— Всю ночь я ткала покрывало, — сказала Мария. — На нем твое распятие, крест и тысяча ласточек. Я ткала, сплетая белые, черные и красные нити, плакала и пела погребальную песню. Ты услышал меня, сжалился и пришел.