Последнее купе

Скуластый сел, небрежно пролистал Жорин паспорт, выудил билет, повертел его в руках так и сяк, потом скомкал и швырнул на пол.

– Дерьмо, – сказал он, глядя Жоре прямо в глаза. – Ты сидишь по самые уши в дерьме, парень. И ты, и твоя сучка – в одной выгребной яме, тебе это известно?

«Балчи», – вдруг вспомнил Жора имя, названное прошлой ночью. «Балчи, дежурный милиционер… такой же бандит, как и этот Ахмет».

– Вы не имеете права так разговаривать с нами, – пролепетала Леночка.

– Да я с вами и не разговариваю, – спокойно отреагировал Балчи. – Вы кто? Вы никто. Вас здесь нет и никогда не было. Вы уже не существуете…

Он достал из правого кармана ПМ, из левого – глушитель, навернул его на ствол одним ловким движением и приставил к Жориной голове.

– А ты захлопни рот, сучка, – бросил Балчи застывшей в ужасе Леночке. – Малейший твой писк для меня будет, как команда «пли», поняла?.. Поняла или нет, спрашиваю?!

– Да, – еле слышно сказала Леночка.

– Тогда закрой занавески на окне, опусти экран до половины и включи радио. Погромче.

– Ей нельзя вставать, – сказал Жора. – Она плохо себя чувствует.

– Я ее вылечу. Шевелись давай, шкура!

– Но…

– Живо!

Леночка посмотрела на Жору, потом решительно откинула одеяло и, покачнувшись, встала. На ней были одни узкие трусики. Жора отвернулся.

Послышался резкий скрип опускающегося экрана, в купе стало почти темно. Потом где-то вверху завыло радио – «Несчастный случай», что-то про снег.

– Пошла на место, – скомандовал Балчи. – А ты, парень, давай-ка на пол, – он толкнул Жору дулом в шею. – Лечь! Руки в стороны!

Вот так. Я тебя буду спрашивать, а ты будешь отвечать. Четко и ясно…

– Не трогал я вашего Ахмета, – пробормотал Жора в грязный линолеум.

– Заткнись. Мне нужен порошок. Где он? «Опять порошок, – подумал Жора. – Опять двадцать пять».

– Нет у меня никакого порошка, – сказал он. – У Ахмета спроси.

– Может, ты хочешь посмотреть на свою подружку в разрезе?.. А, парень? Хочешь узнать, как она устроена?

– Я же сказал…

Балчи с размаху ударил его рукояткой по шее.

– Спрашиваю в последний раз.

Послышался приглушенный писк – наверное, Леночка не выдержала и заколотилась в истерике. В соседнем купе вопил нетрезвый лысый пассажир, напрочь заглушая радио.

– Нас с кем-то спутали… честно говорю, – произнес Жора, сплевывая с губ налипшие песчинки. – Сначала Ахмет, потом вы. Я не хотел его убивать, он сам пришел точно так же: давай товар, где мой товар!.. Мы просто едем в Мурманск, каждый по своим делам, понимаете? Мне эти ваши наркотики знаешь где…

– А откуда тебе тогда известно, что это именно наркотики, сукин ты сын? Что это не бижутерия и не спирт – а?!

– Да ниоткуда! – взревел Жора.

И вдруг вверху что-то громыхнуло, блеснуло, звякнуло – и на Жорину голову посыпались осколки.

4.

Один из задержанных, что пониже и покоренастей – все время оглядывался через плечо и двигался нехотя, с ленцой. Мерзкий тип. В конце концов сержант Воронько не выдержал и влепил ему по роже:

– Шевелись!

Кожа у коренастого – шершавая, дубленая, кулак содрать можно. И глаза волчьи, недобрые. За таким надо присматривать в оба.

Воронько пришлось провести эту парочку почти через весь состав, и в каждом вагоне он спрашивал у проводников:

– Хадурова не видели? Где Хадуров?

Хадурова никто не видел. Хадуров здесь не проходил. Хадуров как сквозь землю провалился. Его никогда нет, когда он нужен. А может, Хадуров в десятом вагоне? А в девятом смотрели? А в восьмом, в ресторане? Там свежее рагу, между прочим…

В седьмом вагоне все окна в коридоре облепили дети, толкаются, тычут в стекло пальцами: слева по борту проплывают огромные красные терриконы. Детишкам не больше двенадцати, сопливые совсем, это хореографический ансамбль «Зорька» – они едут в Москву, на какое-то там всемирное открытие или закрытие, будут польку отплясывать перед президентом.

Сержант Воронько увидел, как коренастый вдруг вытянул короткую шею и попытался что-то шепнуть своему дружку, что шел впереди.

– Руки за спину! – скомандовал сержант, почуяв недоброе.

Коренастый с улыбочкой обернулся, пожал плечами: мол, а что? я ведь ничего такого… Но руки спрятал. Попробовал бы не спрятать, сволочь. Дети в вагоне сразу притихли, уставились на Воронько и на этих двоих, задержанных. Лица вытянулись.

– А дядя воздух испортил, – громко заявил какой-то пострел в коротких штанишках.

Коренастый громко рассмеялся. Из тамбура вышла проводница, сержант спросил ее о Хадурове.

– Балчи, наверное, в шестом, в дежурке сидит у Ахмета… Ой, до сих пор все это в голове не укладывается, ну как это могло такое случиться? – девушка вытаращила глаза. – Мы ведь с Ахметом только вчера утром абрикосы покупали в Туапсе, он мне даже ведро помог донести, ты представляешь?

Воронько повел парочку через тамбур, пришлось еще разок врезать коренастому, чтобы шевелил немного своими кривулями. Тот скалился, шипел, но едва только взгляд его натыкался на табельный «байкал» в руке у сержанта, сразу ускорял шаг… Попробовал бы не ускорить.