– Все, – сказал лейтенант, разводя руками в стороны. – Проблема была, проблемы больше нет. Мы можем ехать дальше. И с этого момента все проблемы будут решаться только так.
В его руке оказался пистолет, Балчи с разворота ударил Жору по голове рукояткой, оглушив его. Жора качнулся вперед и повис на наручниках. Лена вскрикнула.
– Сидеть, сука! На место! – рявкнул на нее лейтенант. – Шуба, тебе убрать стекло и выбросить в окно. Кафан, отстегни этого придурка и брось в багажник, чтобы я его не видел до самого Столина…
Глава одиннадцатая
Сержант Воронько сидел в дежурке у Жени Ледковой, проглядывал протокол показаний Картадзе И. А., составленный небрежно и бестолково, и пил чай с айвовым вареньем. Айву Женя Ледкова покупает в Ставрополье, абрикосы и виноград – на побережье, подсолнечное масло и недорогой коньяк – в Краснодарском крае. А еще мандарины, еще вобла, а также стеклянная посуда и мягкие игрушки, и многое-многое другое… Вилка здешних цен и мурманских всегда оказывается в пользу Жени Ледковой. И в этой вилке состоит ее маленькая сверхзадача, как рядового проводника с окладом в семьсот пятьдесят новых рублей, а каждая станция для нее – это оптовый магазин, работающий по строгому расписанию… Правда, в нынешний рейс все цифры, часы и минуты полетели к черту.
– И что это такое делается? – вздыхала Женя Ледкова. – Сначала опаздывали на два часа, потом нагнали немного: двадцать минут, сорок… и вот тебе раз, уже четыре с половиной часа в минусе.
– Теперь нас в самую последнюю очередь пропускать будут, – сказал сержант Воронь-ко. – Как безнадежно отстающих.
– Дурацкий какой-то рейс. Никогда еще такого не было… Ахмет. Просто ужас какой-то. Этот грузин. У меня от него уже голова раскалывается: «паслющяй» да «паслющяй». Вы хоть нашли кого?
Сержант молча отхлебнул из чашки и сложил бумаги обратно в папку. На груди у него запиликала рация.
– На связи, – сказал Воронько. Это был Балчи Хадуров.
– Ты где сейчас есть, Саша? – голос у него уставший и раздраженный.
– В одиннадцатом, товарищ лейтенант.
– Сгоняй в шестой. Одна нога здесь, другая там. Восьмое купе. Отморозки какие-то собрались, шумят, люди жалуются. Доложишь мне потом.
– Хорошо. А что с этой парочкой из «девятки», товарищ лейтенант? Вы их…
– Давай быстрее, Саша, – перебил его лейтенант. – Потом поговорим. Отбой.
Сержант Воронько не любил отморозков. Он допил чай одним глотком и улыбнулся Жене Ледковой, а через пять минут уже был на месте и стучался в дверь восьмого купе, которая едва не выгибалась под ревущим напором звуков. В дальнем конце коридора стоял мужчина с плачущим малышом на руках.
– Все будет в порядке, не беспокойтесь, – сказал ему сержант Воронько.
Он постучал еще раз, и дверь отъехала в сторону.
Сержант ожидал увидеть сизый дымный чад, плавающих в нем нетрезвых командировочных в майках и спортивных штанах, заваленный колбасной шелухой и грязной посудой стол. Но вместо этого взору Воронько предстали пятеро прилично одетых мужчин: темный низ, светлый верх, у одного, лысого (сержант даже не сразу узнал его) на шее был повязан галстук. Все пятеро были трезвы и причесаны на пробор (кроме лысого, разумеется), кто-то тихо-мирно читал прессу, кто-то смотрел в окно, кто-то без особого интереса смотрел на сержанта Воронько. На столе стояла бутылка коньяка «Ани» и две чистые рюмки. Вверху хрипло надрывалось радио.
– Сержант Воронько, – небрежно козырнул сержант, входя в купе. – Что здесь происходит?
– Что? – переспросил лысый, весь подавшись вперед.
Воронько прошел к окну, наклонился над столом, едва не смахнув коньяк, и повернул влево ручку громкости. Радио продолжало реветь как ни в чем не бывало. Сержант повернул вправо – с тем же результатом. Тогда он развернулся и отчеканил:
– Я. Спрашиваю. Что. Здесь. Происходит. Лицо его покраснело.
– Ничего не слышу, – лысый показал на верх. – Очень громко. Там, наверное, испорти лось… Валентин, – он обратился к мужчине, который ближе других сидел к выходу, – ну сделай же что-нибудь!
Валентин, не отрывая взгляда от «Известий», толкнул ногой дверную ручку, и дверь поехала на место. Сержант обернулся к лысому и с удивлением обнаружил у него в руках черный браунинг с встроенным глушителем. Дуло смотрело сержанту в переносицу.
– Итак, будем знакомы, сержант Воронько, – сказал лысый, плавно нажимая на спуск.
В тот же момент дверь, щелкнув, встала на место.
Лена Лозовская чувствовала: там что-то происходит. Шуба тоже сидел на левой стороне купе, спиной к «восьмерке», но он листал журнал «Риги» и ему на все было наплевать.
Шум? Да. Грохот. Но какой-то не такой. Искусственный. Если прислониться затылком к стене, чтобы вибрация волнами передавалась дальше, к телу, – звук становится просто оглушительным, грязным, гулким. Но зато при этом можно услышать не только радио.