Последнее купе

Жору бросило грудью на рулевое колесо. По крыше «тауруса» забарабанили осколки стекла, в зеркале заднего обзора суматошно мигал свет. «Мальчики» просыпались.

Подав чуть вперед, Жора снова протаранил фургон. Потом еще раз. Синяя громадина дрогнула, покачнулась, внутри послышались крики. Выстрелы. В разбитом окне показалась чья-то фигура с дробовиком наперевес – никак Валентин. Он явно нацелился спрыгнуть на крышу «тауруса». Жора немного помог ему, в очередной раз влепившись в бок фургона. Валентин вылетел из окна, как пробка, чиркнул животом по капоту и растянулся на дороге.

В этот момент фургон, накренившись, потерял равновесие. Он медленно встал на правые колеса, задрав левые вверх, словно огромная синяя собака, собирающаяся окропить траву. В салоне загремели канистры. Кто-то упал. Потом раздался звук, похожий на тяжелый вздох, загремело железо и стекло, и – бабах! – фургон завалился на бок.

– Что я здесь имею? – повторял Жора. – И кто я вообще такой?..

Когда он снова посмотрел в лобовое стекло, там маячила удивленная окровавленная морда Валентина. Лоб и щеки бандита пересекали глубокие вертикальные ссадины, кровь перемешалась с землей; Валентин стоял, покачивась, придерживая «моссберг» у бедра. В глазах его было крупными буквами написано непонимание. Скорее – ужас.

Жора спокойно выжал газ.

– Ты угадал, парень. Твои два очка. Я прямиком с того света, без пересадок.

Машину тряхнуло. Радиатор «тауруса» переломил тело, выгнул каким-то неестественным образом, швырнул на траву. Жора выключил двигатель. Достал из кармана пачку сигарет, которая досталась ему вместе с этой машиной и пистолетом. Закурил. И рука нисколько не дрожала.

Потом он вышел, подобрал ружье и направился к фургону. Из разбитого окна, словно из люка танка, как раз выклюнулась лысая, изрезанная стеклом голова Сарыгина.

– …Привет, Сарыгин. А руки твои где? Покажи-ка ручки, будь умницей.

Жора приподнял «моссберг» на уровень груди, подошел ближе. Сарыгин неторопливо выдернул наружу одну руку, потом вторую.

– Здравствуй, молодой человек, – проскрипел он. – Все-таки надо было тогда лимонку вслед тебе бросить… На всякий случай, верно?

– Надо было просто оставить нас в покое.

«Моссберг» сухо кашлянул дробью. Голова Сарыгина дернулась, откинулась назад, а потом исчезла в салоне, оставив на раме красный след.

Внутри еще оставались Хлус и водитель. Жора выстрелил по крыше, подождал. Выстрелил еще. Ничего не услышал, ни звука. Он отбросил ружье в сторону, достал «магнум». Лобовое стекло фургона было разбито, изнутри выглядывал чей-то желтый ботинок. Жора решил, что полезет здесь.

…Это был ботинок водителя. Сам он лежал, скрючившись, рядом с передним сиденьем. Кончался. Дробь, пробив крышу, угодила ему в живот и вывернула наружу кишки. Жора переступил через водителя и прошел дальше в салон.

Стекло. Брезент. Канистры. Ошметки поролона и кожи из простреленных сидений.

Хлуса здесь не было.

Испарился? Ушел? Или он ночевал в другом месте? Гадать можно до бесконечности, а можно вообще не гадать. Взгляд Жоры наткнулся на что-то знакомое. Рюкзаки. Он открыл один из них, увидел плотно уложенные полиэтиленовые пакеты с двойным швом посередине – в таких продают фасованный сахар-песок. Это наркотики. Героин. Тот самый гадский порошок, из-за которого третьи сутки продолжается весь этот сыр-бор.

Жора выбросил рюкзаки наружу через лобовое стекло. Прежде чем выйти отсюда, заглянул на всякий пожарный в бардачок, нашел там два бутерброда: с сыром, луком и колбасой…

И сразу почувствовал жуткий, волчий голод, которому было глубоко наплевать на рассыпанные рядом внутренности.

2.

В двух километрах отсюда протекала речка – полоса тихой воды между пологих песчаных берегов. Жора окунулся пару раз, затем повалялся на песочке. Доел бутерброды. Наложил чистую повязку на руку. Сжевал две таблетки обезболивающего.

«Какая долгая ночь», – подумал он. А может, уже утро? Или даже день? Но вокруг стояла белая прозрачная тишина, словно в каком-то фантастическом подпространстве – то ли у Артура Кларка, то ли у Саймака, – где нет ни ветра, ни времени, ни голосов, где не летают самолеты и не ходят поезда.

Поезда.

Жора заставил себя подняться и снова отправился к воде. Одной рукой он кое-как выстирал джинсы и бросил сушиться на куст. Нашел в багажнике ветошь, намочил ее и вытер пятна крови на радиаторе и капоте «тауруса».

Больше сил у него не оставалось – даже чтобы прикурить сигарету. Жора лег на песок, вытянулся и застыл.

3.

Если верить расписанию, которое висело на стене, отпечатанное мелким типографским шрифтом, поезд № 183 останавливался на станции Подпорожье в 3.50 утра. То есть без малого три часа назад.

– Мне надо было встретить сочинский поезд, девушка. Похоже, я опоздал, – Жора Пятаков наклонился к окошку дежурной по станции. – Когда он ушел, не подскажете?

У дежурной было два подбородка и больные глаза с опухшими красными веками.

– Там есть расписание, мужчина, – любезно пояснила она.

– Я видел. Просто подумал, а вдруг он опоздал? Или до сих пор еще опаздывает?