Последнее лето

– Это господин Хассан, наш новый комиссар. Здесь их каждые два года меняют, только имена успевай запоминать… – вполголоса сказал мне Самир. – Пошли, я на кухню, покажу тебе все по дороге.

16

В моей комнате в «Летающем Кенгуру» были кровать, вешалка и все. Комната, чтобы не засиживаться в комнате. Дом, чтобы не оставаться дома. Я кинула рюкзак в угол и прилегла на пять минут.

Проснулась я часа через три. На улице было уже темно. По всему двору светились цветные огоньки. Это были светильники странной формы, напоминавшие кривоватые груши. Стеклянная основа была обклеена осколками плитки и керамики разных цветов.

– Эти лампы один бедуин делал. Старенький совсем и странный – Самир откуда-то возник и заметил мой интерес – То неделями пропадал где-то, то вдруг появлялся, целыми днями бродил по набережной и говорил всем Welcome! Он подбирал на стройках и на пляже всякий плиточный и стеклянный мусор, складывал в свой мешок, говорил, что у красивых осколков обязательно должна быть новая жизнь, надо просто придумать, как собрать их вместе правильно. Он много странного говорил, его считали… Ну, типа божьим человеком. Кормили, дарили одежду, деньги… Он в ответ улыбался и бормотал что-то, или просто говорил Welcome!

Самир рассказал, как однажды дед забрел в чей-то двор. Хозяйка вышла к нему, усадила, принесла поесть. В углу, среди мусора, дед увидел старую стеклянную вазу. Он спросил хозяйку, почему она выкинула ее. Женщина засмеялась и говорит: да ты посмотри на эту рухлядь, вся мутная, кривая, да еще и с трещиной – она же уродливая, не место ей в моем доме. Дед попросил принести ему клей и свечу. Хозяйка только плечами пожала, думала, хочет починить, да разве можно починить такой страх?.. Но клей где-то достала, и свечу, и принесла. Дед сидел во дворе до вечера, шуршал в своем мешке, головой качал. Хозяева про него уже забыть успели. Когда начало темнеть, он постучался в дом, позвал хозяйку, ее детей взял за руки и повел к дереву, под которым сидел весь день. Подошли – на ветке висит сверкающий огонек, качается на ветру и от него цветные искры разлетаются по земле. И будто не просто отблески от стекла, а сама Радость танцует по двору. Дети стали хлопать в ладоши и кричать: «Новый год, новый год!». Хотя на дворе июль был. А хозяйка аж прослезилась. Как, говорит, ты, колдун, такое чудо сделал из той старой страшной посуды? Ну дед ей залепил в своем репертуаре: настоящая, говорит, красота часто только для тех, кто сумеет ее разглядеть.

– Учись, говорит, глядеть, женщина, увидишь, как много красоты в твоем доме, которую ты выносишь на помойку… Такой вот был странный дед, да. Но у нас странных много, увидишь еще…

– А почему был? Умер?

– А кто его знает… Ушел опять в свою пустыню, и так с прошлой весны в городе не показывался. Может, и помер. Жалко, очень добрый был… Говорят, судьбу верно предсказывал. Но только тем, кого сам выбирал. Некоторые ему деньги за это предлагали, он посмеивался и уходил. А мог человека посреди улицы остановить и рассказать ему всю его жизнь… Пошли в чилл-аут чай пить, сейчас народ подтянется.

17

В чилл-аут вскоре «подтянулась» седая дама лет шестидесяти. Сухая, элегантная, с правильными чертами лица и ярко-голубыми глазами, она могла оказаться в равной степени как арабкой, так и итальянкой или француженкой. Дама кутала хрупкие плечи в широкий шелковый шарф. Самир почтительно обращался к ней «мадам Хасна».

После довольно путанного представления мы, наконец, разобрались, на каком языке друг с другом разговаривать – мадам Хасна, оказалось, помимо арабского, свободно владела несколькими европейскими.

– Самир, ты представляешь, у меня в доме завелась мышь! Я ее вчера видела, – сказала мадам Хасна на прекрасном английском.

Самир задумчиво почесался.

– В магазине у Абдаллы, рядом с мостом, продается мышиный клей. Очень хорошо помогает!

– Клей? – удивилась мадам Хасна – а как он помогает?

– Ну, известно как, – развел руками Самир, – мышь приклеивается к полу, не может бегать, и в конце концов умирает от голода.

– От голода… – содрогнулась мадам Хасна, – а другие средства есть?

– Ну да, у Мухаммеда в лавке, на рынке, есть мышиный порошок. Правда, гарантию я бы не дал, мыши умные пошли, не каждая его есть станет.

– А что случится, если вдруг съест? – настороженно спросила мадам Хасна, явно предчувствуя недоброе.

Недоброе, впрочем, тут же и последовало:

– Ну, порошок выжжет ей внутренности, и мышь помрет, медленно и мучительно…

– О, нет, не надо, не хочу, чтобы у меня в доме кто-то мучительно помирал… – перекосилась мадам Хасна. – Может, можно ее как-нибудь… Ну, просто выгнать?

– Заведите кота, – предложила я.

– Так он ее съест? – мадам Хасна зябко закуталась в шарф, звякнув тяжелым браслетом на тонкой сухой руке.

– Вы маленького заведите. Он никого не съест, а мышь почувствует его запах, испугается и уйдет.

– Слушайте, а это мысль… Спасибо! Самир, не знаешь, где можно взять маленького кота?