Последнее лето

8

В креслах на нашем этаже спали, как оказалось, дайверы. Эти невозмутимые люди летели в африканскую страну с подозрительным названием, похожим на слово «диарея». Дайверы пришли к нам с гитарой и час пели что-то про механика, застрявшего в шасси. Потом выпросили свечек и отпочковались с ними в другой конец зала ожидания. Темных углов вокруг стало меньше.

Ночью мы почти не спали. Что-то внутри аэропорта окончательно сошло с ума. Каждые полчаса загорался свет и железный голос рассказывал про казахские маникюрные ножницы. Через несколько секунд свет затухал.

Мы с Дэном караулили интернет. Ближе к рассвету цифровой бог смилостивился и остался с нами на целых десять минут. За это время мы прочитали новости о том, что в Домодедово все под контролем, и самолеты вот-вот залетают. Подконтрольный неведомо кому голос снова попытался высказаться с потолка, но захлебнулся на полуслове. «Сломался…» – предположил Дэн.

Я купила билет на рейс в ***р, улетевший вроде как вчера. В призрачном колыхании теней и света время исчезло. На нашем этаже не было ни сегодня, ни завтра. Только ожидание полета. В окна постучался очередной бледный московский рассвет.

Утром я пошла чистить зубы в туалет на первом этаже – наш оккупировали дайверы.

В Аду Нижнего Мира творился вполне реальный ад. Пьяные лица. Разбитые лица. Усталые лица. Спящие – везде, на полу, на креслах, на чемоданах. Холод собачий. Странно, почему такая разница – ощущение, что у нас наверху топят, а здесь нет…

Пробираясь к туалету, я перешагнула через чью-то сумку. «Ах ты сука! Х-ли тут расходилась, тварь!». Огромных размеров бабища в шубе, визжа, ломилась ко мне, наступая на чужие ноги, руки и чемоданы. Вид у бабищи был безумный. Я рванула в сторону туалета бегом.

Странно, но гоблины с первого этажа так и не додумались подняться по лестнице. У нас по-прежнему было хорошо и спокойно. Похоже, Дима все-таки гармонизировал пространство и его музыкальный шаманизм до сих пор работал, заслоняя нас от безумия.

Безумие, правда, донеслось до нас во время очередного выхода в интернет. «Ситуация в аэропорту Домодедово полностью контролируется. По словам директора аэропорта, пассажиры обеспечены всем необходимым. Желающим бесплатно выдают горячий чай и бутерброды…» – зачитал Дэн – «Десять баксов за бутерброд – это теперь называется бесплатно? И где они, интересно, горячий чай без электричества взяли».

– И куда его дели? – спросил не по годам ехидный Ян.

Я передернулась, вспомнив замороженный Нижний Мир.

– Хоть бы кулеры с водой в залах поставили, уроды… – вздохнул Марк.

«Уважаемые пассажиры! Напоминаем вам, что на борт запрещено проносить колюще-режущие предметы…»

– Заткнись! – хором сказали мы с Асей, обращаясь к потолку. За ночь заботливая электрическая женщина вынесла уважаемым пассажирам весь мозг.

9

Еще через сутки мы покинули аэропорт. Эти двадцать четыре часа я помню обрывочно. Как кадры кино, которое смотришь, из последних сил борясь со сном.

Драка на регистрации.

Духота в переполненных залах.

Теплое шампанское, купленное на последние деньги в дьюти-фри. Питьевая вода стоила в три раза дороже. Мы пили его, сидя на полу под плакатом «Приносим извинения за доставленные неудобства». Вылет отложили в сто пятый раз. Мигающий, неверный свет. Только не вздумай снова погаснуть, не смей…

Меня спасало совершенно отрешенное состояние. Уже несколько лет я наблюдала мир со стороны, и он не вызывал никаких эмоций, кроме легкого недоумения.

Спроси меня – хочешь завтра сдохнуть? Ответ был бы «а что не сегодня?». Мне и правда было плевать.

Но в тот момент, когда мы зажигали свечи в зале ожидания и Дима играл на флейте… Я смотрела на лица, по которым плясали тени и свет. Что-то громко бухнуло внутри, застучало по ребрам, прокатило теплую волну по спине. Железный голос вдруг коротко хохотнул над головой. И вместо казахских слов мне послышалось: «А ты ведь живая…!». Я быстро подняла голову. В зале опять погас свет. По потолку пробежал странный бледно-золотой отблеск.

…Перепуганные стюардессы на посадке. Орущий на свиту благим арабским матом капитан. Почему-то он был в военной форме.

Закутанные в платки женские лица. Спящие смуглые дети. После 48 часов в Домодедово все пассажиры похожи на бомжей, или на цыганский табор.

Дима и Дэн заплетающимися языками спорят о теории мирового заговора.

– Эй, ты в порядке?

– Я? В случайном.

Кто-то все время оказывается рядом со мной. И я все время оказываюсь рядом с кем-то.

Открыт наш гейт. В это почти никто не верит, но это так.

Посадка. Табор уходит в небо по трапу А-320.

Взлетаем в рассвет. Где-то внизу еще видны неверные огни обледенелого города. Они исчезают, как чужое воспоминание. Город-призрак, прощай. Прощай навсегда.

10

– Где моя кайтовая доска? – говорит Ася, стоя у пустой ленты транспортера.

– Меня больше интересует, где я… – мрачно произносит Дэн.

Мы прилетели не туда. В суматохе борт выпустили из Домодедово, объединив рейсы за три дня. И вместо столицы, мы внезапно оказались в каком-то пыльном ближневосточном Зажопинске. Здесь время заснуло, и никто ничего ни о ком не знал.