Последнее лето

– Какая «Магнолия»? Какая Милка-Любка или Кошечка? Вечно ты норовишь оскорбить меня, Клара. Да еще в такую минуту… Согласись, сегодня все было превосходно, великолепно. Разве ты мной недовольна? Довольна. Но при этом пытаешься наши объятия опошлить и загрязнить. Создается впечатление, что я тебе не столь уж дорог, как ты уверяешь. Может быть, ты хочешь проститься со мной? Может быть, ты считаешь, что меж нами уже все должно быть окончено?

– «Все кончено, меж нами связи не-ет…» – пропела Клара почему-то басом, захохотала и, схватив руку Русанова, поцеловала в ладонь. – Давай без адвокатских ноток в голосе, Константин. Я от них вот-вот слезами зальюсь! В том-то и дело, что я не хочу с тобой расставаться! Особенно после твоих нынешних подвигов! Но ты ведь был у девок вчера, был? Не трудись врать, тебя видели, когда ты с черного хода через сугробы лез.

«Кто?! – мигом снова вспотел Константин Анатольевич. – Кто мог меня видеть?!»

Да мало ли кто! Кто бы ни был, Русанов его не заметил. А вот он Русанова…

Глупо, очень глупо. Но сам виноват. В другой раз следует быть внимательней, осторожней и лицо хоть как-то прикрывать.

– Я тебя не упрекаю, – продолжала Клара, – даже наоборот…

«Что?!»

– Да-да. За это время я повзрослела. Из ревнивой, взбалмошной, неуверенной в себе девчонки стала разумной женщиной. Я ведь не зря ту пошлую пьеску вспомнила. Ты из числа тех мужчин, кому – для душевно-полового равновесия! – непременно нужна женщина, которой можно изменять. Тогда у тебя все отлично, ты играешь и взбрыкиваешь. То есть со мной ты изменяешь проституткам, с проститутками – мне. Сохраняется некое равновесие… оно тебя будоражит. Однако согласись, друг мой, тут есть и опасность… Охота тебе лечиться от какой-нибудь, я не знаю, французки? [19] Мне – нет. Да ведь еще неведомо, вылечишься ли.

– Клара, ты это к чему?! – простонал переконфуженный Константин Анатольевич, у которого было такое ощущение, будто любовница посыпала его крупной солью – той, что используется для засолки рыбы, – и водит по телу скребком. Жуткое ощущение, стыдное и позорное. Откуда Клара могла, к примеру, знать, что у него уже возникали некие ужасные подозрения… на счастье, так подозрениями и оставшиеся? И что у нее за тон такой новый появился – прокурорский тон, вполне можно его назвать именно так. – Клара, давай прекратим этот разговор, что тебя, в самом деле, разобрало… Кстати, мне уже пора, я совершенно забыл…

– Лежи, Константин! – Клара властно хлопнула его по животу – с тем же кастрюльным, совершенно кастрюльным звоном. – Давай, наконец, выясним наши отношения. Я тебе делаю предложение. Я предлагаю тебе жениться на мне.

– O, Mon Dieu! Voila de nouveau! [20] – пробормотал Русанов.

– Да, жениться, – твердо повторила Клара. – Мы с тобой неплохо узнали друг друга за эти годы, знаем наши недостатки, не лелеем никаких иллюзий… Если ты захочешь, я уйду из театра. Хотя, в общем-то, зачем? Если даже Смольников позволяет своей Евлалии участвовать в репризах, то ты тоже вполне стерпишь продолжение моей карьеры. Впрочем, тут все зависит от твоего желания, повторяю. Итак, ты женишься на мне, однако… – Клара интригующе помолчала, – однако я вовсе не желаю пришивать тебя к своей юбке. Потому что, как я уже говорила, прекрасно понимаю тебя и твою природу. Поэтому ты выберешь себе из всех девиц одну и возьмешь ее на содержание. Любую – какая тебе больше нравится. На постоянное содержание! И я даже имени ее спрашивать не стану, не то что смотреть на нее! Ты понимаешь, о чем я говорю?