Последнее лето в национальном парке

Я поблагодарила за комплимент, но хвалить меня было не за что. Я действительно, сомневалась в этом, потому что видела, как почтальон уходил ночью в сторону сарая. В таком состоянии и дохлую курицу трудно поймать! И пан Станислав, по-моему, тоже сомневался. Лайму к тому моменту уже могли убить, а он, возможно, не заметил трупа и испачкался в крови, когда забирался спать в угол сарая. А разбудил его, по-видимому, только приезд милиции. Но я хорошо помнила шутку Барона относительно женщин — если что, нужно сразу вырубить, и, может быть, почтальону эта шутка как раз и удалась.

— Мне хочется увезти тебя скорее отсюда, — сказал Андрей, — уж очень ты задумчива.

— Это мое обычное состояние в Москве, так что, лучше не увози!

— Ничего страшного! Я и сам скучный парень с вредными привычками — книги по алфавиту, обед вовремя, развлечения по плану.

— Раз в неделю?

— Никак, снова примериваешься?

— Уже нет — ты пьянствуешь и бьешь посуду. И у меня принципиально иной порядок на книжных полках — по цвету обложек. Мне так лучше запоминается.

— Первейший мещанский грех, — рассмеялся Андрей, — так наша история будет на черненькой полке?

— Я думаю, где-нибудь между приключениями бравого солдата Швейка и приключениями авантюриста Феликса Круля — оба произведения авторами не закончены, и остается простор для фантазии. Неплохая компания для любителя пользоваться чужой зубной пастой!

— Такой трехцветной? Имеет место быть! Впрочем, при всей твоей святости, ты тоже не упускаешь случая попользоваться чужим! — заметил он, заложив руки в карманы, и я не сразу поняла, что он имеет в виду.

Потом поняла.

— Ты плохо знаешь предмет. В последней заповеди сказано: «Не желай жены ближнего своего…», а насчет чужих мужей там нет ни слов — полный карт-бланш. Потом, конечно, они спохватились, но было уже поздно!

— Андрюс, ты мне послан богом! — прервала Жемина наш крайне содержательный разговор, грозивший вылиться в ожесточенную перестрелку.

Оказалось, жизнь продолжается, и нужно было перегрузить в лесу с грузовичка шурина Бодрайтиса левый комбикорм. Это была операция ежегодная и строго секретная. Я, правда, подозревала, что в такой же секретности, с этого же самого совхозного грузовичка и в этом же лесу перегружаются комбикорма в каждый двор Пакавене, но у чужих игр имеются свои правила. Андрей вздохнул, и Жемина побежала за Стасисом.

В деревне, как известно, приглядывают друг за другом пристально, и от крестьянского ока, познавшего, как завязываются хлебные колосья, скрыться трудно. Если уж заводятся тайны в деревенском дому, сказал мне как-то Стасис, то ими делятся только с родным братом, а с двоюродным уже нельзя.

— Так-то он хороший, — изрекла Жемина вслед машине Андрюса, — а как жить с ним каждый день, так не знаю. Мой тоже был хорошим, а теперь волосы от пьянки клоками вылезают.

— Где моя мама? — спросил с крыльца маленький Янис, прижимая к груди лук со стрелами, — я хочу домой.

— Она не придет домой, а папа сейчас приедет, — ответила Жемина, — идем со мной, я тебе там на кухне яичко сварила.

Пока она кормила Яниса, во дворе появилась беременная Ядвига. Выглядела она ужасно — постаревшее одутловатое лицо, красные отекшие руки, тяжелая утиная походка. Мы поздоровались и поговорили о погоде, будущем картофельном урожае и ее здоровье — все, кроме здоровья, казалось неплохим. Я осведомилась о сроках родов, а она спросила, когда я уезжаю, и ушла к Жемине на кухню одолжить стакан сахара для детей.

Когда машина вернулась назад с полу-открытой крышкой багажника, и три мешка комбикорма были разгружены, Андрей убежал звонить на почту. Вернулся он нескоро.

— Дозвонился, — сообщил он мне по приходу, и, помолчав, добавил до боли знакомую фразу, — да, дела…

— Дела ждут. Там уже Баронесса, небось, нервничает, идем к ней.

В Вельминой кухне вовсю шли приготовления к отвальной. Мальчики тут же укатили в райцентр за яблочным вином и скромными деликатесами районного масштаба. Сегодня был тихий вечер воспоминаний, и Андрею, как новому обитателю Пакавене, была уготована роль благодарного слушателя. Барон начал с широко известной истории о том, как он решил однажды погулять недельку в Пакавене зимой.

Зима получилась в тот год почти бесснежной, и Пакавене словно вымерла и застыла от ледяного ветра. Окна были плотно занавешены, но из каждого окна чужака сверлили недобрые взгляды. Он пришел к Жемине, и увидел на месте веселенькой луковой грядки окаменевшие помои с одинокой апельсиновой шкуркой. А на Кавене под шелест усохших камышей из черной воды всплывали зловещие пузыри и пучились на поверхности предсмертной пеной.