Последнее начало

— Если вас интересует язык, то я, путешествуя по земле, в каждой стране разговаривал на принятом там языке. Но наиболее точный перевод приведённой цитаты, думаю, с древнегреческого: «Мудрость же мы проповедуем между совершенными, но мудрость не века сего и не властей века сего преходящх, но проповедуем премудрость Божию, тайную, сокровенную, которой никто из властей века сего не познал…». А, будучи в вашей стране в своё время, узнал, что по российским просторам принялись расселяться сигариты, [21] обосновавшиеся в основном в Каменец-Подольской губернии.

— Это было так давно и неправда, что вспоминать об этом сейчас? — удивилась Валлиса. — Неужели какие-то люди неизвестного толка могут влиять на историю государства и планеты?

— Каждый человек жизнью своей вмешивается в ход истории и может изменить её в не очень нужном направлении, — менторским тоном произнёс мужчина. — Это непосредственно касается сигаритов, потому как члены секты стремились каждого первенца своего рода крестить, отдать на воспитание гоям, прилагая при этом все усилия, чтобы он обязательно сделался христианским Священником, ибо во всех странах священнослужители стоят у истоков власти. Сигариты были убеждены, что кровь новообращённого христианина послужит на пользу кагалу. А вы — одна из немногих наследниц этого рода. Вот почему вы здесь. Вот почему я вам рассказываю историю мира, даже могу научить любому прочтению документов. Это вам будет необходимо.

— Так вы, ко всему прочему, свободно владеете множеством иностранных языков и можете обучить этому меня? — снова удивилась девушка. — А судя по вашему платью… Уж не с самим ли Калиостро мне выпало познакомиться?

— Это мой ученик.

— Ученик?! Так вы… так вы…

— Граф Сен-Жермен, — поклонился ей собеседник. — Я убедился, что вы не случайно здесь оказались, что ваше будущее — способствовать слиянию вашего временного пространства с Богом. Для этого просто надо выполнять закон и через приложение его к жизни достичь сознательного бессмертия.

— А для чего? — не поняла Валлиса. — С какой целью люди добиваются бессмертия? Ведь бессмертие, мне кажется, вовсе не благо, а страшные муки или даже проклятие. Для чего мне стремиться к проклятию?

Вопрос заставил мужчину поперхнуться на полуслове. Он уже совсем по-другому посмотрел на свою собеседницу, но всё же решил закончить не совсем удавшееся посвящение хотя бы для того, чтобы девушка вернулась в свой мир живой и невредимой.

— Видите ли, любезная. Я помню, один из древних мудрецов сказал как-то: «Для тех, кто понимает буквально, мы преподносим Евангелие с исторической точки зрения, проповедуя Иисуса Христа и Его распятие; но знающим, воспламенённым любовью к Божественной Мудрости, мы сообщаем Логос». [22] И если вы будете — а вы будете — следовать этому, то следите за своей не только речью, но и поведением. Вот послушайте песни Поймандра [23] Богу-Отцу. Граф замолк и через несколько минут девушка услышала мужской голос, взлетающий речитативом под довольно высокие стрельчатые своды помещения:

— Святой есть Бог, Отец Вселенной. Свят Бог, чья воля исполняется Его собственными силами. Свят Бог, который желает быть известным и который известен тем, кто принадлежит Ему. Я верую в Тебя и свидетельствую о Тебе. Я иду к жизни и свету. О Отче, благословен будь; человек, принадлежащий Тебе, желает разделить Твою святость, ибо Ты дал ему в этом полную власть. [24] Хвалебная и славимая песнь Поймандра, не правда ли? И можно было бы поверить в молитву, если б жертвой, возносимой Богу, не были вы сами.

— Я?!

— Вы. Конечно вы, — не смущаясь, подтвердил Сен-Жермен. — Разве не посещала вашу голову мысль: откуда это всё? Зачем это всё? Почему я здесь?

— Да. Но я думала, всё прояснится, — возразила девушка. — Я надеялась, что в каждом отдельном случае должен быть какой-то логический конец.

— Равви принёс вас в жертву! — отрезал Сен-Жермен. — Правда, не кровавую. Всё хорошо закончится. Или почти хорошо. Думайте в будущем кому верить и не бойтесь упасть. Это я к тому, что вы ухватились за алтарный выступ, будто упасть готовы. Неужели беседа со мной так подействовала?

Девушка только при этих словах обратила внимание, что стоит, вцепившись в края треугольного алтаря побелевшими от хватки руками. В ту же секунду она почувствовала удар током, исходящий от мраморной алтарной плиты. Боль по рукам поползла вверх и скоро достигла головы. Девушка уже ничего не видела перед собой — ни комнаты, ни собеседника, ни треугольной мраморной тумбы — только боль, накатывающаяся клубами смрадного дыма, только ужас от прошлого и страх перед будущим. Но будущее уже не могло избавить её от памяти боли. Она легко возвращалась в экстремальных ситуациях к своему внутреннему «я», заглушая мысли, чувства, интуицию. Только не всегда. И такие вот «невсегдашние» ситуации были, как непредсказуемое нечто, от которого так просто не избавишься.