Последнее оружие

Когда я пытался подняться, то свалился в оглушительном сотрясении — это противник приголубил меня предплечьем по спине. А затем его носок достал мое ребро. Ослепительная вспышка боли. Вот тут каюк бы пришел, кабы я не заметил своего светящегося «напарника». Преодолев водопад, я успел отнять у него только перчатку. Монстр как раз вздернул меня за плечи, чтобы боднуть головой — видно, собирался разможить мне грудную клетку или расквасить череп. И тут моя ладонь, облаченная в потустороннюю перчатку, влетела к нему в пасть, ухватила за язык и моментально сжалась в кулак. Раздался хруст. Монстр отпустил меня, когда ударом локтя я своротил набок его вывихнутую челюсть. Я свалился прямо на свое оружие. Успел перезарядить гранатомет и выстрелить в упор. На этот раз попал. Ударная волна двинула меня, словно раскаленный сейф. Отключка и остановка мыслительного процесса.

Очнулся я уже на заре, на носилках в машине санитарного типа, которая тряслась на иракских ухабах, что непременно отдавалось в моих туго перевязанных ребрах. Затем увидел широкую спину полковника Задонского.

— Товарищ полковник, какие у нас потери?

— Один убитый, двое, нет трое, включая тебя, раненых… Хочешь, наверное, спросить про противника? То, что от него осталось, запаковано в пластиковые мешки и лежит в другой машине. Остапенку мы прикончили по твоей технологии — смешали с грязью путем взрыва. Вот уж действительно чудище из него получилось… Что за людей берут на работу в Комитет? Надо хоть проверять, не было ли у офицера в роду змеев горынычей.

— Раз у вас проверяли, значит вы не из Комитета?

— Мы — армейские врачи, — после небольшой заминки с некоторым трудом представился полковник. — Обучаем иракцев методам борьбы с инфекционными заболеваниями в воинских частях.

Действительно, об этом напоминала медицинская обстановка и прочая утварь в машине, а также белый халат полковника. Кроме того, имелась аппаратура, напоминающая лазеры. Я сразу вспомнил предположения Лизы и гарвардского парня. Уж не те ли это врачи, что «потеряли» возбудителя лихорадки «Х». Или увеличивают патогенность каких-нибудь микробов с помощью вирусов, которых перекидывают лазерным лучом?.. Да, похоже, я познакомился с людьми из ГРУ.

— Понятно, кто вы такие.

— Тебе понятно, Фролов, а нам еще предстоит разбираться. Уж больно запутанная история получается. Ты вроде виноват, раз удрал, но эти-то, твои коллеги, вообще — «тушите свет». Да и американцы, скорее всего, не цэрэушники. Мы за их переговорами следили. Так разведчики не работают…

— Стойте, а где Лиза?

— Врачиха эта американско-эмигрантская? Снюхался с ней, что ли? Я ее только-только отправил на другой машине в Басру, там высадим у американского консульства. Нам она не нужна.

Я понимал, что лучше не показывать своего близкого знакомства с миссис Роузнстайн, но все-таки.

— А можно мне с ней попрощаться? Мы, как-никак, в одной комнате у Саида проживали.

Задонский опять взял небольшую паузу.

— Понятно, что отдыхали в одной кроватке… Ладно, они едва развернулись. Сейчас вызову по рации.

Примерно через минуту рыкнули тормоза, после чего меня деликатно вынесли на носилках из кабины. Рядом появилась Лиза. Ясное дело, что врачи, или кто они там, торчат за дверцей, поэтому лишнего мне не сказать.

— С пробуждением, соня, — поприветствовал я. — Спящую королевну ты сыграла убедительно. Ты бы не продрала очи, если б даже тебя целовали все батумские мужчины.

— Я несколько раз просыпалась на твоем плече там, в доме Саида, но только думала, что у меня страшный сон-кошмарик. А на кукурузном поле и сон и кошмар разлетелись при такой пальбе и взрывах. Я тебя, кстати, помогала перевязывать.

Я четко сознавал, что не увижу ее больше. Но если в первый ее отлет я выкидывал Лизу из головы, то сейчас старательно пытался запомнить до реснички, до завитка волос.

— Хорошо перевязала, миссис дорогая.

— А еще собирала то, что осталось от Коновера.

— Я все-таки лучше чем он, по крайней мере, целее.

Полковник кашлянул за дверью, намекая, что пора закругляться.

— Ты лучше и не потому, что целее, — сказала она и прикоснулась своими губами к моим. Между нами проскочила волна, и мы соединились в плоть едину, скрестились не какими-то там копулятивными органами, а душами. Правда, на одно лишь мгновение — что, впрочем, должно было пропечататься навсегда.

— Прощай, красотка. Или, вернее, до свиданья. Когда я выйду на пенсию, будем переписываться. А может, разрядка международной напряженности до последней грани дойдет, и мы даже в гости друг к другу наведаемся. Думаю, лет через двадцать ты будешь такая же ягодка.