Последнее письмо

В желтом мерцании тонкой восковой свечи струился размытый лик. Сквозь черную копоть на покрытой трещинами доске тускло отсвечивало позолотой изображение Иисуса. Изогнутые вверх брови, резкие морщинки и черные точки глаз. Его взгляд и впрямь казался строгим, а зрачки, обведенные тонкой золотой нитью, гневно вспыхивали огненными искорками.

– Ух, как сверкает на тебя! Того и гляди, испепелит! – Эрнсту явно нравилась его собственная шутка, и он засмеялся.

– Угомонись, Хельвиг, это не смешно! – Йохен был раздражен. Но молодой человек и не думал униматься.

– Боишься русского бога? А ты помолись ему, и он тебя помилует! – Эрнст шутливо перекрестил товарища.

– Ты ведешь себя, точно варвар! Да будет тебе известно, что у нас с русскими один бог! И прекрати юродствовать, я не намерен потакать твоей глупости! – Шаппер отвернулся от Хельвига и принялся возмущенно сипеть трубкой, выпуская клубы ароматного дыма.

– О, запыхтел как паровоз! Обиделся! Наш капеллан был бы тобой очень доволен! При встрече я обязательно расскажу ему, как ты вступился за русского бога. Может, тогда наш святой отец от вермахта возьмет тебя к себе в псаломщики. – Эрнст заливался смехом. – Ты будешь у него лучшей служкой!

Йохен попыхивал трубкой и не обращал внимания на остроты. Хельвиг некоторое время еще пытался зацепить товарища, но, видя тщетность своих усилий, скоро отстал совсем. Он протянул руку и взял со стола кружку с кофе. Подув на нее и сделав осторожный глоток, солдат переключил внимание на старика.

– Не слушай его, дед. У нас с вами нет ничего общего! А потому и боги у нас разные. – Эрнст обхватил пальцами пряжку своего ремня. – Видишь, что здесь написано? Эти слова означают: бог с нами! А вот вы своего прогнали! Вы позабыли о нем! Без вашей веры он ничтожен и слаб. Кому такой бог теперь нужен? Кого он может спасти? Кого защитить? – солдат усмехнулся. – Вот что я скажу тебе: молись-ка ты лучше на Сталина!

Старик никак не реагировал на молодого человека, и тот помахал ладонью перед его лицом. – Эй, ты меня слышишь? Ты коммунист? – старик по-прежнему смотрел в одну точку.

– Не понимаешь? – Хельвиг навел на него указательный палец и сделал вид, будто прицеливается.

– Руки вверх! Ты что, глухой? – Эрнст повернулся к товарищу.

– Послушай, Шаппер, как ты думаешь, что он ест? Траву эту, что ли? – солдат щелкнул пальцем по сухому венику на стене. Вниз с шорохом посыпались листья.

– И сколько ему лет? Я думаю, девяносто или все сто. А может, он вообще не ест? – Хельвиг опять хохотнул, довольный своей шуткой.

Шаппер, окутавшись дымом, молчал. Эрнст, не стесняясь, разглядывал хозяина этого убогого жилища.

– Йохен, смотри какие у него шикарные валенки! В таких никакие морозы не страшны. – Молодой человек с восхищением уставился старику на ноги. – Послушай, дед, какой у тебя размер? Давай меняться!

Когда Хельвиг нагнулся и бесцеремонно стащил со старика валенки, Шаппер не выдержал и прикрикнул на товарища:

– Да что на тебя нашло, Эрни? Оставь деда в покое! Посмотри, у него и так ничего не осталось! А ты собираешься забрать последнее!

Хельвиг выпрямился и удивленно посмотрел на друга:

– Я не собираюсь забирать, я хочу поменяться! Он все равно никуда не ходит, зачем ему такая обувь? Я отдам ему ботинки, – с этими словами Эрнст приложил подошвы чужих валенок к своим ногам и разочарованно воскликнул: – Черт! Они же огромные, размера на два больше моего! – Затем он повернулся к товарищу и, внезапно изменив тон, гаркнул: – Ефрейтор Шаппер! Ты забываешь, что идет война, а у меня постоянно мерзнут ноги! Я солдат и мне надо воевать! Понимаешь? Воевать, а не трястись от холода! Я приказываю тебе подобрать сопли и перестать ныть! Ясно? Выполнять! – и Хельвиг снова прыснул, довольный собой.

– Но ведь ты воюешь не с ним, Эрни! Этому старику достаточно страданий. – Шаппер покачал головой, поднялся и начал собираться. – И потом, как ты поедешь? Они же тебе большие, ты растеряешь их по дороге…

Эрнст, все еще пребывая в образе унтер-офицера, продолжал:

– Отставить! Даже этот дряхлый дедушка из них не вываливается. А уж я, солдат величайшей армии мира – и подавно! – он перестал кривляться и спокойным тоном добавил: – Ботинки я себе еще раздобуду, а вот валенки…Ты же сам будешь у меня их просить. Только я еще подумаю, давать ли…

– Шут. Думать он будет. Давалка… Собирайся, уже темнеет, надо торопиться. – Йохен осторожно выбил свою трубку в пустую консервную банку, открутил мундштук, хорошенько продул его, завернул все в специальную тряпочку и аккуратно уложил сверточек в правый нагрудный карман кителя, над которым гордо распростер свои крылья германский орел.

Когда Эрнст выходил на улицу, он краем глаза заметил, как Йохен Шаппер, забрав со стола седельную сумку, вытащил из нее какой-то сверток и быстро сунул его старику в руки. Кажется, это был их последний паек. Но молодого человека это уже не волновало, до места оставалось рукой подать.